Чан Кайши

1887-1975

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Чан Кайши

Главнокомандующий вооруженными силами Китая Чан Кайши.

Чан-Кайши сбрасывает маску

В середине марта меня вызвали как переводчицу к начальнику Южно-китайской группы Н. В. Куйбышеву. У него в кабинете сидел человек, которого я сразу же узнала, так как не раз видела его фотографию в газетах. Это был Ван Цзинвэй, лидер левых гоминьдановцев.

Он выглядел очень эффектно: в европейском костюме, гладко причесанный по моде того времени. Волосы сильно блестели от бриолина. Чувствовалось, что он очень следит за своей внешностью и знает о своей репутации покорителя женских сердец. Ему было уже за сорок, но он казался гораздо моложе.

Признаться, я тогда во все глаза глядела на него, видя в нем одного из руководителей китайского революционного движения.

Ван Цзинвэй не случайно очутился во главе гоминьдановского руководства. Его «левые» взгляды, казалось бы, не вызывали сомнения, недаром империалисты считали его в ту пору «красным», а правые гоминьдановцы требовали исключения из партии и даже готовили на него покушение. Лучший оратор и публицист в гоминьдане, один из старейших соратников Сунь Ятсена, присутствовавший на организационном собрании общества «Тунмэнхуэй» в 1905 году, член его исполнительного комитета, Ван Цзинвэй казался естественным преемником Сунь Ятсена после смерти Ляо Чжункая. То, что он в 1910 году нарушил волю Сунь Ятсена, организовав покушение на принца-регента, за что и попал в тюрьму, ему снисходительно простили. Ведь он был тогда так молод!

Однако вскоре стало ясно, что Ван Цзинвэй — трусливый, беспринципный политик и никогда не был настоящим революционером.

Существовала легенда, что Ван Цзинвэй избежал казни потому, что приглянулся одной из принцесс маньчжурского дома. На самом деле его освободила революция 1911 года. Впрочем, если не маньчжурская, так каучуковая принцесса имела к нему самое непосредственное отношение. Он был женат на удивительно некрасивой, но очень богатой китаянке родом с острова Пенанг в Малакк-

[170]

ском проливе, где у нее были обширные каучуковые плантации. Тогда в шутку говорили, что весь Шанхай носит резиновую обувь из ее сырья. Ревновала она страшно, а главное — оказывала на мужа вредное влияние: когда-то она вместе с Ван Цзинвэем участвовала в покушении на маньчжурского принца, а теперь превратилась в ярого врага революции.

Во время беседы, которую я тогда переводила, ни слова не было сказано о какой-либо опасности со стороны Чан Кайши. Н. В. Куйбышев сидел напротив Ван Цзинвэя, крутолобый, упрямый, невозмутимо глядя на него большими голубыми глазами. А между тем до событий 20 марта оставались считанные дни.

Примерно в это же время Чан Кайши потребовал, чтобы советники, жившие напротив его загородной виллы в Дуншаие, переехали. Она стояла далеко и никак не просматривалась, тем не менее, несмотря на протест наших товарищей, их попросту выселили. Характерный факт, который показывает, до какой степени была взвинчена подозрительность Чан Кайши по отношению к русским советникам.

20 марта Чан Кайши совершил свое первое контрреволюционное выступление, реакции удалось потеснить КПК с ее прежних позиций.

Накануне он без ведома советников произвел массовую переброску выпускников академии Вампу из 1-го корпуса в другие части, ослабив в нем революционные кадры. Далее он прибегнул к провокации. В качестве предлога для своих действий Чан Кайши использовал появление 19 марта возле острова Вампу канонерки «Чжуншань», хотя сам же отдал приказ об этом ее командиру-коммунисту. Обвинив командование канонерки в намерении произвести переворот и арестовать его лично, Чан Кайши приказал взять под стражу командира и комиссара.

20 и 21 марта он изгнал комиссаров и коммунистов из академии Вампу и 1-го корпуса, многих из них арестовал, послал войска а Дуншань, чтобы оцепить штаб советников и выставить караул возле их домов. Одновременно в городе был окружен стачком, арестованы руководители забастовки, в основном коммунисты. Чан Кайши упразднил Военный совет, объявив себя главнокомандующим Национально-революционной армией.

21 марта мы, сотрудники разведотдела, как всегда явились на работу. Весть о том, что происходит, уже достигла Дуншаня. Кое-кто из нас хотел расспросить китайцев-переводчиков нашего пресс- бюро, но начальник строго приказал «прекратить разговорчики» и заняться делом.

Никто из нас не думал, что действия, предпринятые Чан Кайши, в какой-то мере коснутся советников, которые никогда не вмешивались во внутренние дела гоминьдана. Но все же было ясно, что он задумал недоброе, и это тревожило.

Не успели мы углубиться в свои переводы, как на нашем этаже задвигали стульями, захлопали дверьми. По коридору вихрем промчались китайцы-переводчики и заперлись в уборной. На дво-

[171]

ре перед домом возник какой-то переполох, послышался лязг оружия, прозвучали слова команды на китайском языке, взметнулся взволнованный голос начальника штаба группы Миры Сахновской: «Переводчик, сейчас же скажи, чтобы они сию минуту вернули отобранные у часовых маузеры».

Я сбежала с лестницы и выскочила на крыльцо. Садик перед штабом и разведотделом был занят отрядом солдат. Разоруженные часовые понуро стояли в стороне. Один из них, почти мальчик, чуть не плакал. Перед Сахновской стоял гоминьдановский офицер, и видно было, что ее отпор произвел на него впечатление. Он извинялся, говорил, что действует на основе инструкций. Маузеры он вернул, но часовых увели куда-то 13. Возле штаба и разведотдела был выставлен усиленный караул — десятка два нахмуренных, суровых солдат с винтовками.

Подымаясь наверх, я лицом к лицу столкнулась с начальником, который сделал мне строгое внушение за невыдержанность и неуместное любопытство, приказал идти на свое место и никуда не выходить без его распоряжения.

В штабе группы тотчас составилась делегация для переговоров с Чан Кайши. В нее вошли Мира Сахновская и еще кто-то. Переводчиком поехал Иолк. Куйбышева Чан Кайши не захотел видеть.

В два часа мы отправились в столовую. Солдаты пропустили нас по приказу командира, который ограничился тем, что спросил, куда мы идем. Пообедали мы без всякого аппетита.

С 13 по 24 марта в Кантоне находилась советская делегация во главе с А. С. Бубновым (Ивановским). В нее входили также представитель ВЦСПС И. И. Лепсе и председатель Дальневосточного бюро ВКП(б) Н. А. Кубяк. Им предстояло присутствовать на заседании Политбюро ЦИК гоминьдана, где Бубнов должен был выступить с речью. Жили они в Дуншане, и 21 марта Чан Кайши не постеснялся у их дверей тоже выставить караул, хотя знал, какое высокое положение они занимали в Советском Союзе. Бубнов звонил в штаб группы и спрашивал, в чем дело, почему ему не разрешают выйти из дому.

Наши делегаты вернулись от Чан Кайши только после обеда. Стало известно, что он требует немедленного отъезда Куйбышева, Рогачева, Разгона и возвращения Блюхера.

Ван Цзинвэй бежал из Кантона. В печати появилось сообщение, что он выехал за границу. В дальнейшем он был заочно смещен со всех должностей, но из партии не исключен. Председателем национального правительства стал командир 2-го хунаньского корпуса генерал Тань Янькай, а председателем ЦИК гоминьдана — крупный шанхайский капиталист, в прошлом партнер Чан Кайши по биржевой игре в Шанхае — Чжан Цзинцзян. Этот разбитый параличом старик — его всюду носили в кресле — сумел развить бешеную энергию в борьбе с левыми и коммунистами. Но все это произошло позднее. Теперь же все многочисленные посты, брошенные Ван Цзинвэем, оставались вакантными. Все были убеждены, что он вернется. Никому не приходило в голову, что «преемник

[172]

Сунь Ятсена» окажется таким трусом. Исчезновение Ван Цзинвэя внесло растерянность в ряды левых гоминьдановцев, которые не понимали поведения своего вождя и не знали, что делать.

Вечером 24 марта пароходом «Память Ленина» отбыла в Советский Союз делегация А. С. Бубнова. Перед отъездом у них предполагалась заключительная встреча с Ван Цзинвэем, но она не состоялась, как не состоялся и доклад Бубнова на Политбюро ЦИК гоминьдана. С этим же пароходом выехали Куйбышев, Рогачев и Разгон. От правительства их провожали Тань Янькай и Сун Цзывэнь 14. Чан Кайши на проводы не явился.

Дуншаньская колония тепло проводила своих товарищей. Н. В. Куйбышев, стоя на пороге столовой и вестибюля, где по случаю проводов тоже были накрыты столы, сказал свою прощальную речь, пожелал нам успеха в работе. Выступили другие отъезжающие, затем настала очередь провожающих. Все были невеселы, понимая, что обстановка усложнилась и работать будет нелегко.

Инцидент вызвал, конечно, ликование в империалистических кругах. Каких только нелепостей не печатали в газетах! В апреле шанхайская «Норе Чайна дэйли ньюс» сообщала, что Чан Кайши «задержал шестьдесят агентов Москвы, причем десять из них бежали, один из них — Рукачев» (так была переврана фамилия Рогачева). «Пекин энд Тяньцзин тайме» утверждала, что «все русские в гоминьдановской армии получили совет удалиться, почти каждый из сорока семи советников побывал в тюрьме».

Возможно, Чан Кайши, натура явно истерическая, действовал в состояния аффекта. Он очень скоро опомнился и начал бить отбой. Его выступление было явно направлено против нового курса Сунь Ятсена, тогда как большинство в гоминьдане понимали, что сохранение союза с КПК и дружественных связей с Советским Союзом, а также поддержка массового народного движения были совершенно необходимы для дальнейшего развития национально-освободительной революции. Аресты коммунистов и революционно настроенных рабочих продолжались только два дня, в Дуншане войска стояли всего пять часов. Впоследствии Чан Кайши вообще отрицал факт окружения стачкома и домов советников.

Большинство гоминьдановских генералов не желали возвышения Чан Кайши, их не устраивала его диктатура. Левые, например Дэн Яньда и Ли Цзишэнь, открыто высказывали свое возмущение. Ли Цзишэнь, как начальник штаба Национально-революционной армии, лично приезжал в Дуншань извиняться и говорил, что будет драться с Чан Кайши. Такие же заявления были сделаны некоторыми генералами правой ориентации. Есть даже сведения, что в конце марта правые готовили выступление против него. Гуандунская группировка в первые дни после событий 20 марта заигрывала с нашими советниками. Сунь Фо устроил банкет в их честь. Командир 5-го корпуса Ли Фулинь в первый раз приехал в Дуншань с визитом и дал обед в честь своего советника Лунева.

Среди рабочих Кантона Чан Кайши тоже потерял авторитет. Он не только окружил стачком и произвел там аресты, но и поста-

[173]

вил во главе Гуандунской рабочей федерации 15 провокатора Чжэнь Шэня, известного своими выступлениями за прекращение Гонконг-Кантонской стачки, про которого говорили, что он подкуплен «Обществом изучения суньятсенизма», пытавшимся повести за собой пролетариат Гуандуна.

В академии Вампу сильная группа требовала возвращения Ван Цзинвэя и передачи гоминьдану политического руководства в армии. Такие же настроения были в частях. Чан Кайши мог рассчитывать на поддержку только 1-го корпуса, но он был очень ослаблен недавними перемещениями.

Одним словом, позиция Чан Кайши после 20 марта была весьма шаткой. Тем большее удивление вызывало поведение Ван Цзинвэя, который даже не сделал попытки публично выступить с осуждением Чан Кайши.

Почувствовав опасность, Чан Кайши в первое время растерялся. Он начал каяться, плакать и грозить, что покончит с собой, заявил, что немедленно же подаст в отставку, стал добиваться свидания с Ван Цзинвэем. Тот упорно скрывался и связь поддерживал через жену, которая всем говорила, что у мужа сердечный припадок и он никого принять не может. Ничего не добившись, Чан Кайши 26 марта уехал из Кантона, оставив письмо, что не вернется, пока Ван Цзинвэй не приступит к работе.

В первых числах апреля пришло письмо Ван Цзинвэя из Шаньтоу. Он писал, что потрясен тем, что Чан Кайши, единственная его надежда, изменил революции. Дескать, он, Ван Цзинвэй, боролся, пока надежда была. Теперь он уже не может брать на себя ответственность за дальнейшее и уезжает домой.

Чан Кайши, довольный, что главный его соперник так легко очистил ему дорогу, все же сделал вид, что очень расстроен. «Кто я, контрреволюционер? — восклицал он.— Я никогда им не был и готов это доказать».

В конце апреля он пишет циркулярную телеграмму, в которой резко выступает против участников мартовской конференции правых гоминьдановцев в Шанхае. Он делает вид, что действительно борется против них.

«Необходимо расправиться с правыми,— говорит он в одном из своих официальных выступлений в этот период. — Я решил распустить «Общество изучения суньятсенизма», но одновременно будет распущен и Союз молодых военных 16. Нужно уволить начальника полиции генерала У Течэна, пусть он уедет в Шанхай. Нужно работать с коммунистами, но раз мы расправляемся с правыми, нужно проявить строгость и к коммунистам. Коммунисты должны иметь свою партию, но работать вместе с гоминьданом. Революция может победить только при наличии двух партий — гоминьдана и коммунистов».

Тем временем наступили майские праздники. Давно уже кончился весенний период дождей, все засияло, заискрилось в ослепительных лучах тропического солнца. Как полированные, блестели жесткие листья вечнозеленых растений, одуряюще пахли их

[174]

пригретые цветы. Первомайская демонстрация развернулась в яркое, незабываемое зрелище. Участники ее шли в широких, сплетенных из пальмовых листьев шляпах, на которых красной, белой и черной краской были начертаны патриотические лозунги. Впереди колонн несли профсоюзные знамена. Плясали драконы, разевали пасти диковинные фантастические звери. Затейники выступали с частушками на политические и бытовые темы. Их комическое пение и смешные гримасы вызывали в толпе оглушительный хохот. Среди колонн плыл макет лодки, которую несли люди, изображавшие пассажиров. Их голые ноги двигались между ее бутафорскими колесами. Над толпой колыхались остроумно изготовленные чучела китайских милитаристов, миссионеров, компрадоров, империалистов. Стоял оглушительный треск китайских хлопушек. Выступавшие ораторы охрипли и вспотели на своих трибунах.

В этот день в Кантоне открылись 3-й всекитайский съезд профсоюзов и 2-й съезд крестьянских союзов провинции Гуандун. Делегаты приняли участие в демонстрации и совершили экскурсию в академию Вампу, куда их доставили в сампанах, разукрашенных бумажными цветами. Они посетили все факультеты и отделы академии.

Кантон продолжал идти в авангарде антиимпериалистической борьбы, как и раньше, там собирались всекитайские съезды, шла подготовка к предстоящему Северному походу. Но прежнее соотношение сил в гоминьдане было нарушено.

До самого майского пленума ЦИК 17, когда Чан Кайши получил наконец официальную поддержку, гоминьдана, он колебался, метался из стороны в сторону. «Я не за правых и не за левых,— заявлял он, — я за завещание Сунь Ятсена». Он отправил своих делегатов в Москву, писал в Шанхай генеральному секретарю КПК Чэнь Дусю, предлагая ему «приехать в Гуандун и все уладить». Когда Сунь Фо пытался в разговоре с ним очернить коммунистов, Чан Кайши ответил, что советует не верить сплетням, что для него все равно, кто коммунист, а кто нет, лишь бы люди работали для революции. Он критиковал правых гоминьдановцев У Чаошу и У Течэна, в конце апреля выслал из Кантона Сунь Фо и только что вернувшегося из Москвы Ху Ханьминя, который попытался объединиться с некоторыми правыми против Чан Кайши.

В то же время Чан Кайши торопил с созывом пленума ЦИК гоминьдана, рассчитывая закрепить на нем свою победу и начать генеральное наступление против коммунистов.

Накануне пленума обстановка в Кантоне была напряженной. Опасаясь беспорядков, Чан Кайши ввел в городе военное положение. По его распоряжению везде велась усиленная обработка общественного мнения. Пленум открылся в атмосфере нажима и запугивания.

Чан Кайши поддерживали земляки-чжэцзянцы, кое-кто из преподавателей и бывших слушателей академии Вампу, занявшие важные посты в гоминьдане, правительстве и армии. Коммунисты не выступали против Чан Кайши, так как правый оппортунист Чэнь

[175]

Дусю настаивал на отступлении. Левые гоминьдановцы растерялись и малодушно сдались на милость победителя.

Пленум послушно подчинился воле узурпатора. Коммунисты вынуждены были принять пресловутые «восемь ограничений», согласно которым им запрещалось иметь свыше одной трети мест в ЦИК гоминьдана, руководить его отделами, занимать в гоминьдане ответственные должности и т. д. Пленум принял постановление создать «контактную комиссию» из пяти гоминьдановцев и трех коммунистов для решения вопроса о взаимоотношениях между компартией и гоминьданом с представителем ИККИ в качестве советника 18. Такая комиссия была действительно создана. В середине июня в Кантон прибыл ее советник Г. Н. Войтинский. Его огненно-рыжая шевелюра замелькала на улицах Дуншаня.

Как всегда, меры против коммунистической партии повлекли за собой меры против революционного движения вообще. На пленуме правый гоминьдановец, лидер гуансийской милитаристской группировки генерал Ли Цзунжэнь внес предложение ограничить рабоче-крестьянское движение. Его поддержали командиры 3-го и 4-го корпусов генералы Чжу Пэйдэ и Ли Цзишэнь. Предложение было принято.

Заручившись официальной поддержкой гоминьдановского руководства, опьяненный успехом Чан Кайши поспешил расправиться с некоторыми своими соперниками — правыми гоминьдановцами, претендовавшими на власть после 20 марта. Он приказал арестовать генерала У Течэна по обвинению в растрате казенных денег, выслал мэра Кантона У Чаошу. и ряд других правых.

Одновременно он старался ослабить позиции левых. Генерал Дэн Яньда был снят с поста начальника политотдела академии Вампу. Новый ректор Университета имени Сунь Ятсена, Чэнь Гунбо, за четыре месяца до этого сменивший сишаньца Цзо Лу, теперь сам был заменен Дай Цзитао, идейным вождем правых. Гань Найгуан, в то время один из левых лидеров в гоминьдане, был выведен из кандидатов в Политбюро, смещен с должности начальника Молодежного отдела ЦИК и снят с поста секретаря гоминьдановской ячейки в Университете имени Сунь Ятсена. Эта волна смещений прокатилась по всем гоминьдановским организациям.

Гораздо смелее и откровеннее заговорил Чан Кайши о коммунистах; дескать, гегемония в руководстве китайской революцией должна принадлежать гоминьдану, коммунистам в гоминьдане делать нечего. Вот одно из его выступлений после пленума:

«Китайская национальная революция нуждается в едином руководстве гоминьдана, а мировая революция — в едином руководстве III Интернационала. Коммунистам, состоящим в гоминьдане, лучше выйти из компартии. Гоминьдан может прямо вступить в III Интернационал или же создать свой IV Интернационал».

Не проходит и месяца, как Чан Кайши на конференции гоминьдана 4 июня 1926 года избирают на пост председателя ЦИК. 7 июля, когда в руках Чан Кайши уже не только военная, но и политическая власть, он выступает в академии Вампу с известной ре-

[176]

чью о коммунистах, выдержанной в откровенно враждебном тоне. Конечно, он никогда не решился бы на это, если бы не ухудшение весной 1926 года революционной обстановки на севере Китая.

Чэнь Дусю, считавший, что коммунистам пора выходить из гоминьдана, придерживался по существу той же точки зрения, что и правые гоминьдановцы. Но уйти значило отдать во власть реакционеров организацию в триста пятьдесят тысяч членов, тогда как компартия имела тогда не более двенадцати тысяч. Среди коммунистов восторжествовала правильная линия, и в соответствии с указанием Коминтерна они остались в гоминьдане.

Окончательно порвать с ненавистными ему коммунистами Чан Кайши в ту пору еще не решался. Он знал, что без их помощи ему не справиться, ему нужна была поддержка масс: предстоял Северный поход. Отсюда его колебания, его противоречивые заявления и поступки.

У нас в Дуншане тоже ожидали Северный поход. Советники были уверены, что предстоящие трудности борьбы с могущественными милитаристами Центрального Китая и неизбежные столкновения с империалистами в долине Янцзы заставят Чан Кайши пойти на уступки. Так оно и было на первых порах, но затем последовало новое, уже окончательное «поправение» Чан Кайши.

До самого похода в нашем клубе шли дискуссии, и мы, молодежь, не упускали случая если не поспорить, так послушать. Вопрос о Северном походе, говорили советники, стоит так: кто кого. Для коммунистов и левых гоминьдановцев — это возможность расширить и углубить революцию, а для ее врагов — возможность установить контакт с мировой реакцией и захватить власть. Кто победит — решит борьба, бдительность, точный расчет, правильная генеральная линия.

Много говорили о «дайцзитаоизме» и об аграрной революции. Политический советник М. Волин, работавший у Бородина над проблемами крестьянского движения в Китае, сделал в клубе доклад, в котором заявил, что в ближайшем будущем левые гоминьдановцы в борьбе с новыми милитаристами типа Чан Кайши должны будут опереться на крестьянские массы, а для этого придется дать крестьянам землю. Помню, как советник Горев возразил: «Но как это сделать? Стоит мне намекнуть об этом „хозяину", как он тут же меня прогонит». Его «хозяином» был генерал Ли Цзишэнь. Советник Лысов, только что прибывший из Калганской группы, где он насмотрелся крестьянских выступлений типа «Красных пик», поставил под вопрос существование сознательного движения крестьян в Китае. «Какая это аграрная революция? — говорил он.— Такая революция всегда была. Это не революция, это брюхо». И он хлопнул себя по животу. Очень скоро события, развернувшиеся в Хунани, показали, как он ошибался.

[177]

Цитируется по изд.: Винякова-Акимова В.В. Два года в восставшем Китае. 1925-1927. Воспоминания. М., 1980, с. 170-177.

Примечания

13. На другой день охрана перед нашими учреждениями была восстановлена, но вскоре мы сами от нее отказались.

14 Сун Цзывэнь — брат Сун Цинлин, был директором Центрального банка в Гуандуне, министром финансов гомицьдановского правительства, в то время считался левым. Впоследствии — глава одной из четырех семей, контролировавших экономику страны в годы гоминьдановского режима. После разгрома гоминьдановской диктатуры бежал в США. Умер в Сан-Франциско в 1971 г.

15. Гуандунская рабочая федерация — одна из трех профсоюзных организаций Гуандуна тех лет, поддерживалась правыми гоминьдановцами в противовес революционному Совету рабочих депутатов, находилась под влиянием буржуазных элементов, объединяла главным образом ремесленных рабочих.

16. «Общество изучения суньятсенизма» действительно было объявлено распущенным на пленуме ЦИК гоминьдана 15 мая 1926 года, но фактически продолжало существовать под новым названием — «Общество молодых китайских товарищей» во главе с Юй Чжихуаном. Союз же молодых военных само-распустился и так я не был восстановлен.

17. Пленум открылся 15 мая 1926 года.

18. Решение о «контактной комиссии» было принято еще на 11 конгрессе гоминьдана, но тогда предполагалось обсуждать на ней широкий круг вопросов, а не только вопрос о взаимоотношениях двух партий.

Вернуться на главную страницу Чан Кайши

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС