Белов Василий Иванович
       > НА ГЛАВНУЮ > БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ > УКАЗАТЕЛЬ Б >

ссылка на XPOHOC

Белов Василий Иванович

р. 1932

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:
В Фейсбуке
ВКонтакте
В ЖЖ
Twitter
Форум
Личный блог

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ХРОНОС. Всемирная история в интернете

Василий Иванович Белов

Художник Михаил Рудаков. Портрет Василия Белова.
Из архива писателя Николая Воронва.

Белов Василий Иванович (р. 1932) — российский писатель и публицист, лауреат Государственной премии 1981 г. Благодаря тому, что основной темой для его произведений служит российская деревня, писателя нередко причисляют к так называемым «деревенщикам». Однако, кроме исследования жизни крестьянства (романы «Кануны», «Год великого перелома», повести «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы») перу писателя принадлежит публицистический роман «Все впереди».

Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь / Т.Н. Гурьева. – Ростов н/Д, Феникс, 2009, с. 31.


Белов Василий Иванович (р. 23.10.1932), русский писатель. Вырос в разоренной вологодской деревне, с детства работал в колхозе, служил в армии, всю жизнь провел в родном краю. Учился в столичном Литинституте. Писательская слава пришла к Белову сразу после публикации в петрозаводском журнале “Север” повести “Привычное дело” (1966). Классическим образом простого человека стал Иван Африканыч из “Привычного дела”. В нем раскрываются “важные черты русской души, не лишенной известных противоречий. Он стойкий, терпеливый, работающий день и ночь, честный, любящий глубоко и сильно свою жену, добрый, но вместе с тем есть у него и незадачливость, бездумность, безалаберность, есть и привычка не перечить начальству”. В чутком, добром отношении к жизни открывается любящая душа русского человека, живущего по совести, кровно ощущающего свою связь с людьми и природой. Мучительно переживает Иван Африканыч каждый свой поступок, не согласующийся с совестью. А совесть его как тот родничок, в котором “вода была так прозрачна, что казалось, что ее нет вовсе, этой воды”. Повесть не решались публиковать в иных редакциях, а Д. Гусарову пришлось для обмана цензуры сделать в конце публикации пометку: “Окончание следует”, допускающую, что “пессимистический” конец первой части будет “исправлен”. Красной питью через все его творчество проходит тема Малой Родины, из которой рождается и вырастает наша Великая Родина, Великая Россия. “Здесь и начинается для нас, — говорил писатель устами одного из своих героев, — большая Родина. Да, человек счастлив, пока у него есть Родина. Как бы ни сурова, ни ласкова была она со своим сыном, нам никогда от нее не отречься”. Совестливость, беззлобность, доброжелательность, трудолюбие, жизнелюбие — главные черты героев рассказов Белова. Он справедливо считается одним из основателей широкого литературного течения, которое получило у критиков-космополитов название “деревенской прозы” (по Марксу и Троцкому, “деревня” второсортна по отношению к “городу”). В к. 60-90-х Белов создал ряд новых произведений на ту же тему в самых различных жанрах, включая пьесы (в т. ч. повесть “Плотницкие рассказы”, 1968; романы “Кануны”, 1972-87, и “Год великого перелома”, 1989-94; книга миниатюр “Бухтины”, 1996, и др.). В дилогии “Кануны” и “Год великого перелома” Белов убедительно показывает большевистскую коллективизацию как “антирусскую революцию сверху”.

Особняком стоит его роман “Все впереди” (1986), посвященный сугубо городским вопросам, но пронизанный, как и все его творчество, идеей столкновения русской духовной самобытности с космополитической бесовщиной. В нем раскрывается духовно-нравственная ущербность образованных горожан, впервые в художественной форме поднимается вопрос о растлевающем влиянии иудейско-масонской идеологии, ее гибельности для русского человека.

Исключительную историко-художественную ценность имеет книга “Лад. Очерки о народной эстетике” (1982), посвященная описанию крестьянского быта Севера России. С любовью и глубоким пониманием писатель рассказал об эстетическом отношении к жизни русского крестьянина, раскрыл красоту его бытовых и трудовых традиций.

Белов всегда был общественным деятелем, открыто отстаивавшим своп патриотические взгляды. Избирался народным депутатом СССР (1989-91). В родной деревне Тимонихе собственными усилиями восстановил порушенную церковь.

С. Семанов

Русское небо


Белов Василий Иванович (р. 1932), прозаик. Родился 23 октября в вологодской деревне Тимонихе в семье крестьянина, в 1943 погибшего на войне. Рано, еще мальчишкой, начал работать в колхозе, помогая матери поднимать младших четверых детей.

Окончив сельскую семилетнюю школу, весной 1949 уехал в город Сокол, где в школе фабрично-заводского обучения получил специальность плотника и столяра. Потом освоил специальность моториста-дизелиста, а позже - и электромонтера. Во время службы в армии выучился на радиотелеграфиста.

Но очень скоро обнаружилось, что подлинным его призванием была литература, писательский труд. Он жил в Вологде, писал очерки, статьи, стал сотрудником районной газеты, но больше всего любил поэзию и писал стихи. По совету писателя-земляка А.Яшина посылает свои стихи в Литературный институт им. М.Горького, проходит творческий конкурс и поступает учиться. Поэтом Белов не стал, хотя его первой книгой, появившейся в 1961, был сборник стихов "Деревенька моя лесная". В том же году была опубликована повесть "Деревня Бердяйка", с которой начался известный всем прозаик Белов.

Окончив институт, вернулся в Вологду, отдавая все силы и время литературному творчеству. В 1964 - 67 были написаны рассказы "На Росстанном холме", "Весна", "За тремя волоками", повесть "Привычное дело". В 1969 - "Бухтины вологодские".

Реализуя в полной мере возможности русского языка, Белов ревностно относится к слову, потому так чист и выразителен его язык, богат смысловыми и эмоциональными оттенками.

В 1970-е публикует повести, составившие цикл "Воспитание по доктору Споку", "Плотницкие рассказы", в 1979 - 81 пишет книгу "Лад" - собрание очерков о северной русской деревне, поэма о русском человеке. В 1987 публикует два романа - "Кануны" и "Все впереди", затем - книгу "Такая война..." (1989), куда включил роман и рассказы. В 1989 - 91 пишет несколько произведений для детей - повесть "Старый да малый", сказку "Родничок". В 1996 вышла повесть "Медовый месяц".

В.Белов не оставляет публицистику, страстно выступая в своих статьях в защиту небольших русских деревень, ратует за сохранение величайшего национального достояния - русского языка.

Живет и работает Василий Белов в Вологде, но часто и подолгу бывает в родной Тимонихе.

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.


Писатель XX века

Белов Василий Иванович [23.10.1932, д. Тимониха Харовского района Вологодской области] — прозаик, драматург, поэт.

Родился в крестьянской семье. Учился в школе ФЗО в г.Соколе Вологодской области, работал столяром, мотористом, электромонтером; после службы в армии (1952-1955) работал на заводе в Перми, затем был сотрудником районной газеты «Коммунар» (Вологодская обл., 1956); с этого времени начал выступать в печати.

В 1958 был избран секретарем РК комсомола в Грязовецком р-не Вологодской обл.; в 1959-64 учился в Литературном институте им. М.Горького; в 1963 был принят в СП СССР.

Как и многие писатели советского времени, рождением и воспитанием связанные с русской деревней, с крестьянством, Белов пережил отход от «почвы» (впрочем, недолгий и недалекий) и возвращение к ней. Этот драматичный, но неизбежный эпизод обогатил его опыт и творчество, придал позже «почвенной» позиции Белова большую прочность.

В даровании Белова первой заявила о себе лирическая стихия; найдя поначалу свое выражение в поэзии, она сохраняется и в прозе Белова.

Ранние стихи и поэмы Белова несут на себе следы характерных настроений 1950-х (период «оттепели»): душевная возбужденность в пору общественных перемен, пафос дали, новых пространств, поиски подлинно ценного в мире и в себе, с чем связан повышенный тонус существования, жажда движения, героики. В этом русле развивалась массовая поэзия того времени, с которой многообразно перекликаются стихи Белова: «Идет человек от порога, / В тревожные дали идет». Вместе с многими лириками 1950-х молодой Белов в «святой тревоге», в борьбе, в социальном порыве видит настоящее назначение человека, единственно достойное содержание жизни (стих. «Россия», поэма «Комсомольское лето»). Еще в юности Белов покинул родные места, спеша вырваться из малоподвижного уклада и замедленного темпа сельской жизни к притягательной яркости, ускоренно-разнообразному ритму жизни городской. Шаг этот казался радостным шагом к свободе, к небывалым возможностям; позже в поэме «О чем поет гармонь» Белов скажет о том: «И тогда совсем не горевал я, / Уходя из дому налегке». В «Плотницких рассказах» герой Константин Зорин (наделенный автобиографическими чертами) вспоминает, как он расставался со своей деревней: «...я всей душой возненавидел все это. Поклялся не возвращаться сюда» (Сельские повести. М., 1971. С. 255).

Но очень скоро тяга к «отцовскому краю» становится той господствующей силой, которая определяет судьбу Белова и направление его творчества. Тема «возврата» звучит уже в первом поэтическом сб. «Деревенька моя лесная» (Вологда, 1961). «Слишком много дедовским местам / Мы с тобою, сердце, задолжали» — эта мысль с той поры не оставляет Белов.

Путь сердца к родине, к «почве», к дому и земле у Белова не путь сентиментальных воспоминаний, созерцательной ностальгии. Это путь интенсивной художественной, языковой работы, в результате которой с 1960-х в книгах Белова воссоздается мир северной русской деревни в ее природных, бытовых, речевых чертах. Эпический по своему наполнению и по способам изображения, этот мир пронизан лиризмом различных оттенков — от скорби, горечи, грусти до нежности и мягкого юмора. В сборнике повестей и рассказов «Знойное лето» (Вологда, 1963) картины сельских будней развертываются в том неспешном порядке, который подчинен деревенскому календарю, чреде домашних дел, течению беседы. Реальные подробности жизни деревни воссоздаются в общей сдержанной гамме. Стремясь к достоверности во всем, Белов прибегает почти к документальной точности в обрисовке характеров и нередко превращает рассказ в очерк («Тиша да Гриша»). Наброски знакомых крестьянских типов были уже в стихотворениях «Дед», «Свекровь»; к углубленному осмыслению своих отношений с родной землей Белов впервые обращается в поэме «Белая кровь», над которой писатель работал в 1961. Не случайно отрывок из последней — «На родине» (День поэзии. 1981. М., 1981) — лег в основу написанного впоследствии рассказа «Холмы». Переход от поэзии к прозе у Белова естествен и по-своему неизбежен.

Большая повесть «Привычное дело» (1967) — этапное произведение в творчестве Белова; она стала и заметным литературно-общественным событием. С ее появлением старая тема народа, крестьянства приобрела новую этическую остроту, встали новые вопросы о худож. разработке этой темы. Главное лицо повести, Иван Африканович, колхозный возчик, землепашец, плотник, человек работящий, незлобивый, по всем свойствам своим скорее сливается с крестьянской средой, чем выделяется из нее. Белов не торопится обнаружить внутренние планы этого образа. Повествование движется от внешнего бытового комизма первых страниц к трогательным семейным сценам, затем к драме ухода героя из Сосновки и наконец к последней катастрофе — смерти Катерины, жены Ивана Африкановича. Судьба героя раскрывается автором вглубь, к ее вечным, как земля, основаниям, от которых все получает устойчивость, ценность, красоту: дом, дети, труд, охота, отдых, чувство, поступок и слово. Но когда нарушаются кровные связи с этими основаниями, человек теряет бытийные опоры. Решив уйти из деревни в поисках иной доли, Иван Африканович чувствует, как «что-то надломилось, треснуло в сердце» (Сельские повести. С.195). И как трагические следствия роковой этой надломленности воспринимаются смерть жены героя, смерть семейной кормилицы коровы Рогули, блуждание Ивана Африкановича в лесу, едва не кончившееся гибелью, хотя события эти как будто вызваны естественными причинами или просто случайны.

Чуткость Белова к скрытому трагизму существования героев присутствовала уже в повестях «Деревня Бердяйка» (1961), «За тремя волоками» (1965).

В более сложных ракурсах эта тема дана в «Плотницких рассказах» (1968). Для повествователя Константина Зорина город давно стал своим; деревенское прошлое отделено от него годами, психологической и культурной дистанцией. Взгляд героя на деревню иногда чуть отстранен, рационалистичен, но его вопреки всему с неодолимой силой влечет к родному дому, к старой деревенской бане, отремонтировать которую он и приехал в отпуск. Как в очищающий поток, он погружается в медлительное существование полузаброшенного села, сходится с односельчанами. Он любовно живописует старого плотника Олешу Смолина, совестливого труженика, мудрого, но вместе с тем хитровато-озорного в своих бесконечных «россказнях». Только здесь, у себя дома, Зорин ощущает «первобытную, какую-то ни от чего не зависящую основательность мяса и хлеба» (Сельские повести. С. 262); для него «нет ничего лучше в мире прохладного предбанника, где пахнет каленой сосной и горьковатым застенным зноем», пахнет «таящим запахи июня березовым веником <...> родимой древностью» (Там же. С.318). Но эта почвенная «первобытность» не противостоит высокой культуре: когда Зорин принес в баню приемник и раздались звуки шубертовской песни, он почувствовал, что «в этих естественных, удивительно отрадных звуках не было ничего лишнего, непонятного, как в хлебе или воде; они так просто <...> слились с окружающей, казалось бы, совсем неподходящей обстановкой» (Там же).

Белов ищет возможность гармонической цельности и находит ее в уютном мире «малой родины», где «тихо спят теплые ельники», где от леса веет покоем, тишиной, где так хорошо жить. Однако подобное состояние — редкость и почти недоступно современному человеку. Оно удерживается в немногих вещах Белова — таких, как рассказ «Бобришный угор», и лишь эпизодически возникает в произведениях 1970-80-х.

Обращаясь к городским сюжетам, Белов обыкновенно застает героя в состояниях дисгармоничных. Герой болезненно переживает недостаток сердечности, любви, простоты в людях, и только неиссякшая пока вера в добро да счастливо сложившиеся обстоятельства позволяют ему не падать духом («Воспитание по доктору Споку», 1974). Рассказ о таком персонаже иногда сжимается у Белова до новеллистического изложения одной коллизии, в которой нравственная острота и психическая напряженность достигают крайней степени («Чок-Получок»). Превосходно владея приемами этого изложения, Белов создает художественно эффектную вещь, но окрашена она в весьма мрачные тона.

Мотив «надломленности» самих оснований крестьянской жизни намечен был еще в «Плотницких рассказах». Рядом с Олешей возникает фигура Авенира Козонкова, бывшего колхозного активиста, до старости не расстающегося с «руководящими» замашками.

Трагическая эпоха коллективизации оказывается в центре внимания Белова с начала 1970-х. Писатель выходит к новому для него жанру — роману-хронике, создавая «Кануны» (ч.1-3, 1972-84) и продолжение их — «Год великого перелома» (1989-91) и «Час шестый» (1994-98). По ходу создания романа границы изображения раздвигаются, одновременно суровей становятся краски, более жесткой — кисть.

Коренное крестьянство, представленное в хронике семьями Роговых и Паниных, делается объектом экономического и политического, а затем и физического истребления. Исполнителями этой невиданной по числу жертв, по социальным последствиям акции становятся тоже выходцы из крестьян — «братья Сопроновы, их подручные». За конфликтом социально-психологическим проступает другая великая драма. Пачины, Роговы — любимые дети земли; Сопроновы — ее пасынки. Они лишены дара любить землю, людей, родину и неизбежно впадают в ненависть, одержимы «белоглазым бешенством». Здесь не борьба классов, политических сил, а непримиримое столкновение «человеческих пород» — противоположных социопсихических формаций. Та из них, которая взяла на себя миссию исторических разрушений, олицетворяется немногими, но очень колоритными персонажами. Изображая их, Белов иногда подступает к тем пределам реализма, за которыми начинается область не эстетических, а физиологических реакций (эпизоды службы Шиловского в ОГПУ).

Если в «Поднятой целине» М.А.Шолохова беспощадная ломка крестьянского уклада представлена как выражение безусловной исторической необходимости и человеку задана задача осознать и принять ее со всем трагизмом момента и оптимистической перспективой, то в хронике Белова такое оправдание трагических судеб крестьянства в эпоху коллективизации не принимается; эпическая мысль писателя ищет смысл происходящего в христианском понимании истории. Знаменательно, что в 3-й части «Канунов» безбожник Степан Клюшин ночь напролет читает односельчанам Апокалипсис, а Новожил толкует: «Добро станет жить, а жить некому будет, никого христьян на земле не останется...» (Новый мир. 1987. №8. С.69). Ольховский священник отец Ириней Сулоев говорит в романе о том, что источник всех нынешних бед в нас самих, отрицавших веру, отрицавших «церковную суть и дух православия». В свете этих идей движется эпос о крестьянстве в третьей части хроники — романе «Час шестый».

Самая оптимистичная, даже праздничная книга Белова — «Лад» (1979). Мир крестьянской общины, семьи, хозяйства, мир работ и досугов, ремесла и художеств, обычаев и языка предстает в идеально «ладном» состоянии, в каком помнит его история и в каком видит его писатель. Лад порождается правильной ритмичностью всего кругооборота земной жизни.

Автор с большим тактом умеет соединить этнографическую точность с нравственной правдой. Сама его речь — где картинно, где задушевна, где мягко иронична, но всегда крепка, ладна, отчетлива в понятиях и оценках, всегда в ней уместно народное слово.

Новую и непростую задачу поставил себе писатель в романе «Все впереди» (1986) — исследовать современную русскую жизнь, «человеческую породу» в условиях городского смешения наций, традиций, стилей, в столкновении разных нравственно-психологических типов.

Москва — место действия романа — многосложное, противоречивое, но тоже органичное порождение российской истории. В ней еще возможны такие здоровые, сильные натуры, как Дмитрий Медведев, потомок боярского рода по отцу, по матери же — крестьянский сын. Но город обрекает эти натуры на тяжкие испытания. Москва все более подчиняется и подчиняет других противоестественному «машинному ритму жизни», все более уподобляется Вавилону. Деградация личности здесь особенно безобразна, в чем убеждает образ Натальи Зуевой и о чем скорбно размышляет нарколог Иванов — человек и верящий пока в жизнеспособность добра, и одновременно зараженный, как и большинство вокруг, скепсисом и цинизмом. Хотя автору и «жалко Москву» в ее нынешнем состоянии, он не боится ставить неутешительный диагноз городу (и городской цивилизации вообще): торжество «ненасытной гордости голого рационалистического ума» умножает зло, истребляет «уважение к великим человеческим тайнам», утверждает культ технического прогресса, которым «заворожен обыватель». И тогда закономерен вопрос: не призрачны ли надежды на будущее, не иллюзия ли то всегдашнее наше ощущение, что «все впереди»? Вместе с тем роман подводит и к другой мысли: если в этих условиях и осуществимо возрождение человечности, духовных ценностей, то лишь в трудном, но необходимом преодолении урбанистического опыта истории.

Затронутые в романе мотивы переходят в публицистику Белова, переплетаясь с основными темами его творчества — темами крестьянства, нравственного самоопределения человека, сохранения природы и национальной культуры. Яркое выражение они нашли в выступлениях Белова в качестве народного депутата СССР (1989-92) и члена Верховного Совета (1990-91), а также в ряде статей и книг: «Начать с личного самоограничения» (Сибирь. 1988. № 1), «Из пепла...» (Наш современник. 1991. №4), «Внемли себе» (1993) и др. В своей «почвенной» позиции Белов тяготеет к философским и историческим воззрениям И.А.Ильина, чьи избранные работы он подготовил и издал с собственным предисловием (Ильин И.А. Одинокий художник. М., 1993). С предельной откровенностью Белов говорит о своем духовном пути: «...мучает меня, что я очень уж долгое время был... воинственным атеистом. Мне и сейчас, конечно, далеко до полноты христианского понимания и всепрощения, но стремлюсь к православной вере. <...> Пока наш народ не обретет Бога в душе своей, до тех пор не вернется и наш русский лад» (Молюсь за Россию! // Наш современник. 2002. №10. С.6.).

Перу Белова принадлежат рассказы для детей, юмористические миниатюры («Бухтины вологодские завиральные в шести частях»), пьесы («Князь Александр Невский», «Над светлой водой» и др.), киноповесть «Целуются зори...».

Белов — лауреат Государственной премии СССР, Литературной премии им. Л.Толстого, награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени.

В.А.Котельников

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 186-190.


БЕЛОВ Василий Иванович (р. 23.10.1932), писатель, драматург, поэт. Родился в д. Тимониха Харовского р-на Вологодской обл. в крестьянской семье. Учился в школе ФЗО в г. Соколе Вологодской обл., работал столяром, мотористом, электромонтером; после службы в армии работал на заводе в Перми, затем был сотрудником районной газеты «Коммунар» (Вологодская обл., 1956). С этого времени начал выступать в печати. В 1959—64 учился в Литературном институте.
Ранние стихи и поэмы Белова несут на себе следы характерных настроений 50-х: душевная возбужденность в пору общественных перемен, пафос дали, новых пространств, поиски подлинно ценного в мире и в себе, жажда движения, героики. В этом русле развивалась массовая поэзия того времени, с которой многообразно перекликаются стихи Белова: «Идет человек от порога, / В тревожные дали идет». Вместе с многими лириками 50-х молодой Белов в «святой тревоге», в борьбе, в социальном порыве видит настоящее назначение человека, единственно достойное содержание жизни. Еще в юности Белов покинул родные места, спеша вырваться из малоподвижного уклада и замедленного темпа сельской жизни к притягательной яркости, ускоренно-разнообразному ритму жизни городской. Шаг этот казался радостным шагом к свободе, к небывалым возможностям; позже в поэме «О чем поет гармонь» Белов скажет о том: «И тогда совсем не горевал я, / Уходя из дому налегке». В «Плотницких рассказах» герой Константин Зорин (наделенный автобиографическими чертами) вспоминает, как он расставался со своей деревней: «…я всей душой возненавидел все это. Поклялся не возвращаться сюда».
Но очень скоро тяга к «отцовскому краю» становится той господствующей силой, которая определяет судьбу Белова и направление его творчества. Тема «возврата» звучит уже в первом поэтическом сборнике «Деревенька моя лесная» (Вологда, 1961). «Слишком много дедовским местам / Мы с тобою, сердце, задолжали» — эта мысль с той поры не оставляет Белова.
Путь сердца к родине, к «почве», к дому и земле у Белова не путь сентиментальных воспоминаний, созерцательной ностальгии. Это путь интенсивной художественной, языковой работы, в результате которой с 60-х в книгах Белова воссоздается мир северной русской деревни в ее природных, бытовых, речевых чертах. Эпический по своему наполнению и по способам изображения, этот мир пронизан лиризмом различных оттенков — от скорби, горечи, грусти до нежности и мягкого юмора. В сборнике повестей и рассказов «Знойное лето» (Вологда, 1963) картины сельских будней развертываются в том неспешном порядке, который подчинен деревенскому календарю, чреде домашних дел, течению беседы. Реальные подробности жизни деревни воссоздаются в общей сдержанной гамме. Стремясь к достоверности во всем, Белов прибегает почти к документальной точности в обрисовке характеров и нередко превращает рассказ в очерк («Тиша да Гриша»). Наброски знакомых крестьянских типов были уже в стихотворениях «Дед», «Свекровь»; одно из первых осмыслений своих отношений с родной землей состоялось у Белова в поэме «Белая кровь», над которой писатель работал в 1961. Не случайно отрывок из последней — «На родине» — лег в основу написанного впоследствии рассказа «Холмы». Переход от поэзии к прозе у Белова естествен и по-своему неизбежен.
Большая повесть «Привычное дело» (1967) — этапное произведение в творчестве Белова, она стала и заметным литературно-общественным событием. С ее появлением старая тема народа, крестьянства приобрела новую этическую остроту, встали новые вопросы о художественной разработке этой темы. Главное лицо повести, Иван Африканович, колхозный возчик, землепашец, плотник, человек работящий, незлобивый, по всем свойствам своим скорее сливается с крестьянской средой, чем выделяется из нее. Белов не торопится обнаружить внутренние планы этого образа. Повествование движется от внешнего бытового комизма первых страниц к трогательным семейным сценам, затем к драме ухода героя из Сосновки и, наконец, к последней катастрофе — смерти Катерины, жены Ивана Африкановича. Судьба героя раскрывается автором вглубь, к ее вечным, как земля, основаниям, от которых все получает устойчивость, ценность, красоту: дом, дети, труд, охота, отдых, чувство, поступок и слово. Но когда нарушаются кровные связи с этими основаниями, человек теряет бытийные опоры. Решив уйти из деревни в поисках иной доли, Иван Африканович чувствует, как «что-то надломилось, треснуло в сердце». И как трагические следствия роковой этой надломленности воспринимаются смерть жены героя, смерть семейной кормилицы коровы Рогули, блуждание Ивана Африкановича в лесу, едва не кончившееся гибелью, хотя события эти будто вызваны естественными причинами или просто случайны.
Чуткость Белова к скрытому трагизму существования героев присутствовала уже в повестях «Деревня Бердяйка» (1961), «За тремя волоками» (1965).
В более сложных ракурсах эта тема дана в «Плотницких рассказах» (1968). Для повествователя Константина Зорина город давно стал своим; деревенское прошлое отделено от него годами, психологической и культурной дистанцией. Взгляд героя на деревню иногда чуть отстранен, рационалистичен, но его вопреки всему с неодолимой силой влечет к родному дому, к старой деревенской бане, отремонтировать которую он и приехал в отпуск. Как в очищающий поток, он погружается в медлительное существование полузаброшенного села, сходится с односельчанами. Он любовно живописует старого плотника Олешу Смолина, совестливого труженика, мудрого, но вместе с тем хитровато-озорного в своих бесконечных «россказнях». Только здесь, у себя дома, Зорин ощущает «первобытную, какую-то ни от чего не зависящую основательность мяса и хлеба»; для него «нет ничего лучше в мире прохладного предбанника, где пахнет каленой сосной и горьковатым настенным зноем», пахнет «таящим запахи июня березовым веником <…>, родимой древностью». Но эта почвенная «первобытность» не противостоит высокой культуре: когда Зорин принес в баню приемник и раздались звуки шубертовской песни, он почувствовал, что «в этих естественных, удивительно отрадных звуках не было ничего лишнего, непонятного, как в хлебе или воде; они так просто <…> слились с окружающей, казалось бы, совсем неподходящей обстановкой».
Белов ищет возможность гармонической реальности и находит ее в уютном мире «малой родины», где «тихо спят теплые ельники», где от леса веет покоем, тишиной, где так хорошо жить. Однако подобное состояние — редкость и почти недоступно современному человеку. Оно удерживается в немногих вещах Белова — таких, как рассказ «Бобришный угор», и лишь эпизодически возникает в произведениях 70—80-х.
Обращаясь к городским сюжетам, Белов обыкновенно застает героя в состояниях дисгармоничных. Герой болезненно переживает недостаток сердечности, любви, простоты в людях, и только неиссякшая пока вера в добро да счастливо сложившиеся обстоятельства позволяют ему не падать духом («Воспитание по доктору Споку», 1974). Рассказ о таком персонаже иногда сжимается у Белова до новеллистического изложения одной коллизии, в которой нравственная острота и психическая напряженность достигают крайней степени («Чок-Получок»). Превосходно владея приемами этого изложения, Белов создает художественно эффектную вещь, но окрашена она в весьма мрачные тона.
Мотив «надломленности» самих оснований крестьянской жизни намечен был еще в «Плотницких рассказах». Рядом с Олешей возникает фигура Авенира Козонкова, бывшего колхозного активиста, до старости не расстающегося с «руководящими» замашками.
Трагическая эпоха коллективизации оказывается в центре внимания Белова с н. 70-х. Писатель выходит к новому для него жанру — роману-хронике, создавая «Кануны» (ч. 1—3, 1972—84) и продолжение их — «Год великого перелома» (1989—91). По ходу создания романа границы изображения раздвигаются, одновременно суровей становятся краски, более жесткой — кисть.
Коренное крестьянство, представленное в хронике семьями Роговых и Пачиных, делается объектом экономического и политического, а затем и физического истребления. Исполнителями этой невиданной по числу жертв, по социальным последствиям акции становятся тоже выходцы из крестьян — «братья Сопроновы, их подручные». За конфликтом социально-психологическим проступает другая великая драма. Пачины, Роговы — любимые дети земли; Сопроновы — ее пасынки. Они лишены дара любить землю, людей, родину и неизбежно впадают в ненависть, одержимы «белоглазым бешенством». Здесь не борьба классов, а борьба вселенского зла с добром.
Книга «Год великого перелома» не воспринимается как завершение хроники. Трагический эпос о земле и крестьянстве, достигший кульминации в 30-е, остается не только без развязки, но и без высшего смысла. Ясно понимая это, Белов осмысление трагедии связывает с христианским взглядом на историю России. Знаменательно, что в 3-й части «Канунов» безбожник Степан Клюшин ночь напролет читает односельчанам Апокалипсис, а Новожил толкует: «Добро станет жить, а жить некому будет, никого христьян на земле не останется…». Ольховский священник о. Ириней Сулоев говорит в романе о том, что источник всех нынешних бед в нас самих, отрицавших веру, отрицавших «церковную суть и дух православия».
Самая оптимистичная, даже праздничная книга Белова — «Лад» (1979). Мир крестьянской общины, семьи, хозяйства, мир работ и досугов, ремесла и художеств, обычаев и языка предстает в идеально «ладном» состоянии, в каком помнит его история и в каком видит его писатель. Лад порождается правильной ритмичностью всего кругооборота земной жизни.
Автор с большим тактом умеет соединить этнографическую точность с нравственной правдой. Сама его речь — где картинна, где задушевна, где мягко-иронична, но всегда крепка, ладна, отчетлива в понятиях и оценках, всегда в ней уместно народное слово.
Новую и непростую задачу поставил себе писатель в романе «Все впереди» (1986) — исследовать современную русскую жизнь, «человеческую породу» в условиях городского смешения наций, традиций, стилей, в столкновении разных нравственно-психологических типов.
Москва — место действия романа — многосложное, противоречивое, но тоже органичное порождение российской истории. В ней еще возможны такие здоровые, сильные натуры, как Дмитрий Медведев, потомок боярского рода по отцу, по матери же — крестьянский сын. Но город обрекает эти натуры на тяжкие испытания. Москва все более подчиняется и подчиняет других противоестественному «машинному ритму жизни», все более уподобляется Вавилону. Деградация личности здесь особенно безобразна, в чем убеждает образ Натальи Зуевой и о чем скорбно размышляет нарколог Иванов — человек и верящий пока в жизнеспособность добра, и одновременно зараженный, как и большинство вокруг, скепсисом и цинизмом. Хотя автору и «жалко Москву» в ее нынешнем состоянии, он не боится ставить неутешительный диагноз городу (и городской цивилизации вообще): торжество «ненасытной гордости голого рационалистического ума» умножает зло, истребляет «уважение к великим человеческим тайнам», утверждает культ технического прогресса, которым «заворожен обыватель». И тогда закономерен вопрос: не призрачны ли надежды на будущее, не иллюзия ли то всегдашнее наше ощущение, что «все впереди»? Вместе с тем роман подводит и к др. мысли: если в этих условиях и осуществимо возрождение человечности, духовных ценностей, то лишь в трудном, но необходимом преодолении урбанистического опыта истории.
Затронутые в романе мотивы переходят в публицистику Белова, переплетаясь с основными темами его творчества — темами крестьянства, нравственного самоопределения человека, сохранения природы и национальной культуры. В своей «почвенной» позиции Белов тяготеет к философским и историческим воззрениям И. А. Ильина, чьи избранные работы он подготовил и издал с собственным предисловием.
Перу Белова принадлежат рассказы для детей, юмористические миниатюры («Бухтины вологодские завиральные в шести частях»), пьесы («Князь Александр Невский», «Над светлой водой» и др.), киноповесть «Целуются зори…».

Котельников В.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru 


Из выступления писателя В.И.Белова на II съезде народных депутатов СССР

17 декабря 1989 г.

Уважаемые участники Съезда! Самыми безотлагательными я считаю законы: о земле, о самостоятельности местных Советов, о печати и других средствах массовой информации, о свободе совести.

В народе с нетерпением ждут именно эти четыре закона. Но Верховный Совет СССР либо не успел, либо не захотел всерьез их обсуждать...

Часами обсуждали мы вопросы о свободе въезда и выезда, о гражданстве и даже пенсионном обеспечении эмигрантов, а тем временем тысячи доярок и трактористов просто не доживают до нашей советской пенсии. Так стоит ли- спорить о пенсионном обеспечении будущих эмигрантов публично? Не лучше ли убирать на это время микрофоны и телекамеры, не лучше ли спорить об этом втайне от всех, как втайне от всех принимаются некоторые рекомендации научных институтов и многочисленных правительственных советников?

Вы хотите примеры? Пожалуйста. Рекомендации правительству, например, по неперспективным селениям готовили втайне. Никто, кроме узкого ведомственного круга, не знаком с планом по концессиям, с планами атомщиков тоже...

Иные деятели говорят, что скоро начнется "революция снизу". Мне , например, уже надоели эти все революций, неважно "снизу" или "сверху" - Позвольте напомнить, что не хлебом единым жив человек и что не все измеряется и рублях и долларах. Вспомним войну, когда русские крестьяне жили на одной картошке. Говорят, что это были рабы. Нет, хотя их обманывали на каждом шагу, это были великие патриоты. Может ли патриот быть рабом? Коротич с Егором Яковлевым скажут - да, а я скажу, что нет. .

Говорят, что русские разучились хорошо работать. Это тоже клевета. Просто им надоело работать на чужого дядю, надоело платить чужие долги. Вот сейчас все только и спрашивают, когда же крестьянин накормит страну. Дорогие друзья, ограничивать крестьянский земельный вопрос одной Продовольственный программой - это весьма легкомысленно. Уничтожая крестьянство, мы разрушали государственные устои вообще. Как та свинья в басне Крылова, которая подрывала корни дерева и жрала желуди. Полноценное крестьянство - это полнота государственной жизни вообще, а не в частности. Это выход из многих экономических тупиков, это народная армия, чего почему-то .боятся "передовики" перестройки. Крестьянство - это, наконец, подлинная национальная культура, язык, это замирение жестоких межнациональных стычек. Неужели это не ясно? А мы в комитетах месяцами судим и рядим, надо ли давать землю такому крестьянину. Да еще эта хитрость председательская - "никто не возьмет". Но ты прими сначала закон и гарантируй его длительную устойчивость, а потом говори: возьмут или не возьмут. В разговоре о земле нужна четкость в суждениях. Нельзя путать продажу земли, за которую ратуют новые городские миллионеры, или сдачу кому попало с наделами для самих крестьян, живущих на этой земле веками.

Противники земельной реформы намеренно смешивают одно с другим. Называют частниками и крестьянина-труженика, и городского рантье. Всем сторонникам новых земельных законов нарочно приписывают намерения уничтожить колхозы. Это, конечно, лукавство. С какой стати распускать существующие хозяйства? Наоборот, их надо всячески укреплять и поддерживать. Но распоряжаться землей должны сельские сходы и местные Советы. У каждого колхозника должно быть право, незыблемое право выхода из колхоза или совхоза с земельным наделом, право передачи этого надела и средств производства по наследству. Именно этого боятся многие нынешние администраторы, а с ними смыкаются сельские пьяницы, привыкшие получать гарантированную месячную зарплату, работая, как на фабрике, с девяти до пяти. Дай то с прохладцей.

Другая путаница возникает, когда говорят о крупных и мелких хозяйствах. Забывают или просто не читают Чаянова. Ведь мелкие хозяйства, имея ограниченные законом наделы, сами тотчас и обязательно объединятся в бытовые производственные кооперативы. И это будут тоже колхозы, только живые, а не мертворожденные. И такие колхозы уже нельзя будет безнаказанно ущемлять, как это делает государство с нынешними.

Земельный закон должен быть долговечным и неизменным, но допускающим национальные, региональные особенности хозяйствования. Только при 'этом условии мы остановим процессы деградации традиционных трудовых и нравственных ценностей. Только при этой устойчивости восстановится крестьянское мастерство, прекратится беспорядочная миграция, пойдет на убыль пьянство... .

Все мы ждем принятия хороших -законов. Но юридический закон без традиционного нравственного закона - пустая грамота. Нравственный закон во все времена действует сильней и надежней юридического. Взгляните, сколько вокруг примеров энтузиазма и бескорыстия. Когда речь заходит об истинно нравственных категориях, люди не жалеют ни сил, ни времени. Армянское землетрясение, чернобыльская трагедия, детский, затем культурный фонды. Без всякой агитации, только по сердечному зову народ повалил, по "пятерочке" отдает деньги на восстановление московского собора, разрушенного в 30-е годы.

Реабилитируйте раскулаченных крестьян! Уже одно это подбодрит сельского труженика, заставит думать всерьез о нашем ЦК и о правительстве. Дайте справедливый государственный статус униженной и оскорбленной России! Одно это сразу подстегнет экономику. Верните исторические названия городам, площадям и улицам! Только из одного этого у многих изменится отношение к семье, к работе, к ресурсам, к машинам, природе и к той же рюмке...

Уважаемый Съезд! Когда речь зашла о земле и крестьянских хозяйствах, сразу потребовалось всенародное обсуждение, а когда речь идет о будущих чернобылях, когда готовится соглашение по Находке и так далее, тут мы великолепно обходимся без всяких всенародных обсуждений.

Новые экономисты готовы отдать неизвестно кому целые регионы родной земли, а своему крестьянину мы боимся дать то, что принадлежало ему по праву еще в XVI веке. Мы физически уничтожили миллионы русских и украинских крестьян, разорили их семейные гнезда, а теперь боимся честно сказать об этом. Зато вовсю оправдываем репрессированных палачей. Боимся пока признать и тот факт, что Россию грабили в течение многих десятилетий, продавали художественные шедевры, в течение многих лет транжирили природные ресурсы, лес, например. Вокруг моей деревни за годы Советской власти леса были начисто выхлестаны, пустыни теперь вокруг моей лесной деревни. Грабеж продолжается и сейчас, в эту самую минуту. Не знаю как в Сибири, но у нас на северо-западе уже нет спелых лесов. А Госплан и Минлеспром продолжают политику безжалостной вырубки.

Мы продаем за границу круглый лес. Чтобы удовлетворить ненасытный аппетит отечественных и зарубежных фирм, лесные "спецы" решили снизить возраст вологодских лесов, подлежащих вырубке. Да, я утверждаю, что растранжиривание природных богатств России продолжается. Потоки нефти, газа, миллионы тонн ценных минералов и руд, миллионы срубленных хвойных деревьев текуТ и текут в другие республики и за пределы страны. Русский народ обманут, Россия оскорблена и унижена. Верхние эшелоны власти об этой вопиющей несправедливости прекрасно знают, многие депутаты догадываются, а широкие массы чувствуют это на своей, извините, за грубость, шкуре.

Давайте же, наконец, обнародуем цифры и факты: как формируется всесоюзный бюджет, как и куда идет налоге оборота, подоходный ца.ног, какова взаимосвязь мировых и наших внутренних ценностей - сырьевых ресурсов. Правду о дотациях и прочих скрытых от глаз бюджетных экономических вычислениях мы тоже должны знать. Может быть, все сказанное покажется кому-то неправдоподобным или преувеличенным. Я готов ответить за свои слова не только перед депутатами Прибалтики, но и перед любой специальной депутатской комиссией. Предлагаю Съезду создать такую комиссию. Заканчивая, я должен повторить требования, которые наиболее часто звучат в тысячах писем и телеграмм, полученных мною от избирателей, читателей.

Первое. Немедленно разработать и придать РСФСР государственный статус.

Второе. Реабилитировать крестьян, репрессированных и раскулаченных в 20-30-х, 40-х и 50-х годах, если прибавить

Третье. Создать российские средства массовой информации - в том числе и телевидение, кино, театр. Но не такой театр, который возглавляет депутат Лавров: я четыре года уже ставлю пьесу в одном ленинградском театре, помогали пять членов Политбюро - и ничем не могли помочь.

Четвертое. Вернуть православные и другие храмы и монастыри прежним владельцам - это очень серьезные требования т очень многочисленные.

Пятое. Восстановить исторические названия городов, улиц, площадей. Я подчеркиваю, товарищи, что это не просьба, а требование

Правда. 1989, 18 декабря


Далее читайте:

Сергей ЩЕРБАКОВ. Воды прозрачные. Толкование на повесть Василия Белова «Привычное дело». 01.07.2010

Владимир ЧИВИЛИХИН: Письма Николаю Грибачеву, Василию Белову, Леониду Леонову. 01.07.2010

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Собр. соч.: В 5 т. М., 1991—93. Т. 1—3;

Избранная проза: в 3 т. М., 1983-84;

Лад. М., 1982;

Раздумья на Родине. М., 1986;

Внемли себе. М., 1993;

Вологодские бухтины: Старые и перестроечные. Вологда, 1997;

Записки на ходу. М., 1999;

Повседневная жизнь Русского Севера. М., 2000;

Час шестый: Трилогия. Вологда, 2002

Час шестый. Хроника 1932 года // Наш современник. 1987. № 9—10.

Год великого перелома // Новый мир. 1989. № 3; 1991. № 3, 4;

Литература:

Дедков И. Страницы деревенской жизни // Новый мир. 1969. №3;

Золотусский И.П. Тепло добра М., 1970;

Турков А. Многозвучие мира: заметки о творчестве Василия Белова // Комсомольская правда. 1972. 7 мая;

Соловьева И. Жажда гармонии // Литературная Россия. 1973. 22 июня;

Роднянская И. Встречи и поединки в типовом доме // Собеседник. Литературно-критический ежегодник. Вып.3. М., 1982;

Селезнев Ю. Василий Белов. М., 1983;

Воронов Вл. Художественная концепция. М., 1984;

Горбачев В.В. Постижения. М., 1989;

«Кануны» Василия Белова: сб. статей. М., 1991;

Недзвецкий В.Л. Мысль семейная в прозе Василия Белова // Русская словесность 2000. №1;

Василий Иванович Белов: библиографический указатель литературы / сост. Е.Н.Арофьева, Э.А.Волкова Вологда, 1982.

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС