Авраамий Палицын

?-1627

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Авраамий Палицын

Боярыня Морозова навещает Авраамия.

Авраамий (в миру Аверкий Иванович Палицын) — дворянин московский и воевода, сын И. Ф. Палицына. В 1588 за участие в заговоре Шуйских сослан в Соловецкий монастырь и пострижен там в монахи. Борис Годунов, став царём (1598), вернул его ко двору. С 1608 — келарь Троице-Сергиевой лавры, во время осады к-рой поляками (1609—1610) находился в Москве. Известно его весьма популярное в своё время «Сказание об осаде Троице-Сергиева монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мятежах». По словам И. Забелина, «личность Палицына долго ещё будет служить предметом разногласия и спора в исторических исследованиях по той одной причине, что старец, написавши свое Сказание, сумел в нем в некоторых местах так связать и сплести недостойную похвалу самому себе с достойными хвалами своему монастырю, что исследователи и до сих пор никак не могут распутать этого узла и отделить самохвальную личность от исторической знаменитости самого монастыря. Они представляют обстоятельства в таком виде, как будто келарь Палицын есть самый этот монастырь, как будто деяния старца есть самые те деяния, которыми всегда был славен монастырь ». В 1610 участвовал в посольстве в Польшу, когда решался вопрос о возведении на престол Рус. гос-ва Владислава, сына польск. кор. Сигизмунда III Вазы, от к-рого получил с помощью богатых даров подтверждение прав монастыря: «Когда семь премудрых бояринов, одни (Салтыков и комп.) по давнишему намерению и желанию, а иные в страхе от Тушинского царика, решили избрать на царство польского королевича Владислава и заключили по этому случаю договор на имя короля Сигизмунда с гетманом Жолкевским, то для исполнения договора к Сигизмунду под Смоленск были отправлены послы: митрополит Ростовский Филарет Романов, кн. Вас. Вас. Голицын, несколько думных и выборные от разных чинов. Всего в посольстве находилось больше тысячи человек. Собственно послов было пятеро из духовного чина и пятеро из светского, а остальные составляли свиту. Не малое место, третьим в духовном чину, занимал в посольстве и троицкий келарь Авраамий…

Главнейшею статьею посольского наказа было требование, чтобы королевич тотчас крестился в православную веру… 12 октября происходил прием посольства и послы поднесли обычные дары. Митрополит Филарет поднес сорок соболей; князь Голицын 2 сорока соболей, черную лисицу, рысь, два рыбья зуба. Такие же дары, но в меньшем количестве поднесли думные и дворяне. Троицкий келарь, напротив, почтил короля больше других. Он поднес ему кубок серебряный золоченый двойчатый, состоявший собственно из двух кубков, которые накрывались друг на друга; затем атлас золотой и сорок соболей. Почему старец захотел отличиться своими дарами даже перед первым послом митр. Филаретом, перед своею духовною властью?.. Сигизмунд, стоя у Смоленска, вовсе ещё не был так страшен, чтобы вперед просить у него пощады. Было бы честнее и понятнее, если б первенствующий монастырь выпросил у короля общую грамоту [для всех церквей и монастырей, для всего духовенства]… а келарь, как Федор Андронов, как Михайло Кривой-Салтыков [известные изменники] и пр., выпросил тарханы только одному своему монастырю… Палицын, выпрашивая грамоты, действовал так или в полнейшей уверенности, что Сигизмунд будет великим государем Москвы, или для каких либо себялюбивых целей, и напрасно и недостойным образом впутывал сюда же свой монастырь. Можем с вероятностью думать, что, как духовный и немаловажный чин, он старался выстаиваться перед королем, выдвигая свое особое усердие перед будущим самодержцем русской земли на всякий случай, для всяких будущих милостей, в числе которых мог представиться даже и патриарший престол…

Отчего же одному монаху невозможно было думать о патриаршем престоле, тем более, что в своем Сказании он постоянно выставляет себя учителем и поучителем православного народа, всех бояр, всех казаков, всего воинства, присвоивает себе от имени своего монастыря руководящий почин в важнейших событиях и тем самым как бы поставляет себя на патриаршее место, а потому для той же цели скрывает и заслуги патриарха Гермогена. Нельзя также сомневаться, что грамоты были даны Аврамию не иначе, как за принесенную королю присягу, ибо такова была воля Сигизмунда, объявленная всем, кто хотел что-либо получить от него. В этом случае старец ничего особенного не совершал. Он так поступал, взирая на кремлевских владомых бояр, которые уже давно присягали королю или готовились присягать. Стоя в рядах польской партии, он, по всему вероятию, вполне надеялся на общий поворот всего русского разума в сторону Сигизмунда… Все бедствия послов оттого и происходили, что Сигизмунд настойчиво заставлял их писать Шеину, чтоб сдал Смоленск. Потом он сам послал объявить Шеину, что Москва ему крест целовала, а потому и Смоленск должен быть в его руках. Шеин ответил: «Хотя Москва королю и крест целовали, и то на Москве сделалось от изменников. Изменники бояр осилили. А мне Смоленска королю не здавывать, и ему креста не целовать, и биться с королем до тех мест, как воля Божия будет. И кого Бог даст государя, того и будет Смоленске». В ответ на эти речи король повелел ещё пуще утеснять послов во всем, хорошо понимая, что Шеин так гoворит и действует, согласившись с послами. Вот в чем заключалось бездельничанье послов и бездельность посольства. А в это самое время, как продолжает летописец, откупяся у Сапеги, многие члены посольства, Мезецкий, Сукин, Сыдавный, Палицын и другие, отъехали к Москве. «И того ради послы до конца отчаяшася и не ведуще что сотворити! »— восклицает сам Палицын, умывая руки во всем этом деле и совсем не поминая, что он сам был одним из усердных и верных слуг Сигизмунда. Недаром уже при царе Михайле старца прозывали королем вместо келаря. Когда послы призвали к себе своих кривых товарищей, чтобы остановить их от безбожного дела, то не пришел только старец Аврамий, сказавшись больным. Ему невозможно было прямыми глазами взглянуть на митрополита, на свою духовную власть, которая от божественных писаний действительно могла бы его поколебать и остановить. А вслед за тем больной уехал в Москву, получив от короля вместе с Новоспасским архимандритом Евфимием отпускную грамоту, от 12 декабря…

Первый по росписи старца, конечно, пришел его вероятный милостивец и друг, кн. Д. Трубецкой. Вторые из Переяславля Ив. Волынский и кн. Волконский, за ними ведь посылал монастырь. Третий Ляпунов и т. д. Если читать одно это Сказание, то как в самом деле не поверить, что ополчение собралось и пришло под Москву неотменно по призыву Троицких грамот и что передовым воеводою в нем красовался не Ляпунов, а Трубецкой, дотоле только тем и известный, что у Тушинского вора он получил боярство и служил ему, как подобало, называясь, конечно, его холопом и перебегая за ним из Тушина в Калугу… Действительно, одно это Сказание старца Аврамия и служило у многих единственным источником при описании событий Смутного времени. Никто не потрудился хорошенько вникнуть в самый рассказ старца, довольно спутанный, затемненный и противоречивый. Впрочем, сто лет назад, когда стала распространяться Аврамиева слава, по многим причинам и невозможно было подвергать критике его сказки. Описывая события и дела более или менее известные всем его современникам, старец конечно не мог совсем не сказать ни слова об очевидной для всех истине, что в этом первом ополчении главным деятелем был Ляпунов. Он и говорит об этом, но не так, как следует, и не на том месте, где следовало…

Как ни печальна истина, но должно сказать, что история старца об обстоятельствах собрания первого ополчения под Москву оказывается чистейшей выдумкой, составленной в похвалу своему монастырю, а главное самому себе, так как старец во всех подобных случаях подле монастыря и его архимандрита препод. Дионисия всегда ставит и очень выставляет самого себя. Эта печальная истина, конечно, очень неудобна после тех, много и премного раз написанных непомерных похвал старцу, как самому деятельному представителю монастыря и как герою Смутного времени, стоящему будто бы даже впереди всех других… Кедров, рассуждая о том, почему Палицын ничего не говорит в своем Сказании о личной деятельности препод. Дионисия, очень верно заметил… «ему (Палицыну) нужно было засвидетельствовать пред современниками и потомством о своих личных подвигах, и совсем не о подвигах Дионисия»... Это вполне справедливо. И здесь сказана лучшая характеристика для сказаний старца, ибо в них мы постоянно встречаемся с этим авторским притязанием келаря Аврамия. Такими недостойными притязаниями перед глазами легковерного потомства он совсем затемнил светлую личность архимандрита Дионисия, истинного представителя монастыря и истинного героя во всех тех подвигах, какими Аврамий хотел прославить только себя…».

И в действиях Второго ополчения А. показывает себя чуть ли не гл. героем: так, когда 24 авг. 1612 поляки гетмана Я. К. Ходкевича, пытаясь прорваться к Москве на помощь своему гарнизону в Кремле, усилили свой натиск, казаки кн. Т. Трубецкого отступили в свой лагерь. По словам А., лишь после того, как к ним прибыл он, келарь, и пообещал заплатить из богатой монастыр. казны, казаки тотчас же вдохновились, вернулись под команду кн. Д. Пожарского и даже приняли участие в знаменитой атаке ополченцев во главе с К. Мининым, края сыграла решающую роль всей битвы с интеревентами под Москвой, т. к. Ходкевич вынужден был отказаться от дальнейшей борьбы за Кремль. После очищения Москвы от интервентов А. оказался среди участников выборного Земского собора (1613), затем — в составе депутации, отправленной из Москвы в костромской Ипатьевский монастырь, чтобы избранный на царство Михаил Фёдорович Романов «милость показал, умилился над остатком рода крестьянского [христианского], был на Владимирском и на Московском и на всех великих государствах Российского царьствия государем царем и великим князем всеа Русии». В 1618 руководил обороной своего монастыря от войск королевича Владислава. Ввиду неприязни к нему по известным причинам патриарха Филарета, возвратившегося в Россию из польск. плена (1619), А. был вынужден уехать в Соловецкий монастырь, где и умер 13 сент. 1626. Потомства не оставил (см. родосл. табл. «Палицыны »).

Владимир Богуславский

Материал из кн.: "Славянская энциклопедия. XVII век". М., ОЛМА-ПРЕСС. 2004.

Вернуться на главную страницу Авраамия Палицына

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС