Соловьев Владимир Сергеевич

1853-1900

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Владимир Сергеевич Соловьев

Стремился подчинить православие католицизму

Соловьев Владимир Сергеевич (16[28].01.1853—31.07 [13.08].1900), философ, поэт, публицист и критик. Сын историка С. М. Соловьева. Общий пафос философского творчества Соловьева — освобождение человека как от пагубной власти индивидуалистических заблуждений, так и антигуманистического давления нуждающегося в преобразовании общества.

В основе всего философского творчества Соловьева лежит стремление к универсальному всеединству, достижению «цельной жизни» на основе «цельного знания» и «цельного творчества». Путь к этому он видел в универсальном синтезе философии, науки и религии (опыта, знания и веры).

Антропологическое учение Соловьева двойственно. Как христианский философ, он считает теоретическую потребность частной, одной из многих: «У человека есть общая высшая потребность всецелой или абсолютной жизни». В сфере личной и общественной нравственности эта потребность удовлетворяется «последованием Христу». Цель человеческой истории он видит в преображении мира. Но преображение человека и человечества Соловьев вопреки христианской традиции понимает магически-натуралистически, призывая к «теургическому деланию» — к участию человека в осуществлении божественного Промысла, к превращению мирского царства в царство Божие.

Идея универсального всеединства Соловьева подразумевала подчинение Православия католицизму. Отсутствие православного национального сознания толкало Соловьева на утопические проекты соединения Православия и католичества в «свободную теократию, в рамках которой русский народ должен пойти на самоотречение и признать папу главой вселенской церкви».

По мнению Соловьева, художник, писатель, поэт служат совершенной красоте и только через нее — добру и истине («О значении поэзии в стихотворениях Пушкина», 1899). Этим выводом Соловьев стремится «снять» противоречие между взглядами адептов «чистого искусства» и «утилитаристов». Вместе с тем требуемое от художника прозрение в смысл мироздания предполагает нравственное перерождение, нравственный подвиг («Судьба Пушкина», 1897, «Мицкевич», 1898, «Лермонтов», 1899). Эстетика Соловьева окрашена в оптимистические тона, подчас утопична (в частности, почти не затрагивает мучительные расхождения этических и эстетических критериев в практике искусства).

Статьи Соловьева на литературные темы обладают достоинством философской критики. Однако Соловьев-критик не чувствителен к личности художника, который «прозревает» мир объективного идеала именно в облике собственного неповторимого мира. Погруженный в мистическое созерцание запредельного совершенства, Соловьев-критик мало интересовался выражением трагических коллизий человеческого существования в современной прозе, расценивал Л. Толстого как бытописателя-натуралиста, в Достоевском видел гл. обр. религиозного мыслителя, не постигая его художественной новизны («Три речи в память Достоевского», 1881—83). Откровением человеческой души в ее созвучии с живой душой природы, с мировым строем Соловьев считал лирику (цикл статей об А. А. Фете, Ф. И. Тютчеве, А. К. Толстом, Я. П. Полонском). Основные темы «чистой лирики» (природа и любовь) раскрыты Соловьевым в соответствии с его учением о вечной женственности, всеединстве и переосмысленной им платонической философией Эроса («Смысл любви», 1892—94). Поэтически-художественная одаренность Соловьева выразилась в ряде его философских творений, особенно предсмертных («Жизненная драма Платона», 1898, «Три разговора…» и «Краткая повесть об Антихристе», 1900), в которых мироощущение Соловьева приобретает напряженно-катастрофический, эсхатологический характер.

Соловьев оставил значительное стихотворное наследие. Поэтика Соловьева традиционна — на линии Тютчева и Фета, А. К. Толстого (хотя в ней есть начатки новой, специфически символистской образности, напр., в области цветового эпитета). Вместе с тем поэзия Соловьева освещена духовно-личным напряжением, искренностью и подлинностью (уникальная мистико-философская исповедь). В лирике Соловьева с заклинательной страстностью выразилось стремление вырваться из-под власти вещественного и временного бытия, «злой жизни» («мир веществен лишь в обмане», «все, кружась, исчезает во мгле, неподвижно лишь солнце любви»; ср. также стихотворение «Милый друг, иль ты не видишь…»), запечатлелась жажда беспредельной свободы («только в безмерном отраден покой»), которая была волевым нервом его философии. Особую известность приобрели стихи «софийного» цикла («Вся в лазури сегодня явилась…», «У царицы моей есть высокий дворец…», «Под чуждой властью знойной вьюги…», «Око вечности», «Das Ewig-Weibliche», поэма «Три свидания», 1898, и др.), посвященные мистической возлюбленной — «Подруге Вечной». Антитетический, «двумирный» строй этого цикла оказал сильное влияние на поэзию А. Блока. В духе своей космогонии Соловьев многообразно варьирует символический пейзаж («Земля-владычица!..», цикл о финском озере Сайма), знаменующий борьбу света с тьмой, умиротворение красотой хаотически-стихийного начала в одушевленной природной жизни. Недостаточность поэтических ресурсов Соловьева нередко низводила до уровня рассудочной аллегории его попытки выразить посредством символических образов глубинное переживание «всеединства». Но в целом строй стихов Соловьева с их «восходами», «зорями», «туманами» и «лазурью» передает его отношение к поэтическому слову как к знаку или на-меку на тайну («всякое познание держится непознаваемым, всякие слова относятся к несказанному…») — отношение, усвоенное русским символизмом. Соловьев высмеивал и пародировал «старших» символистов (гл. обр. В. Я. Брюсова) как «декадентов» и «оргиастов» («Русские символисты», 1895). Однако в н. 1900-х символисты (особенно «младшие») признали Соловьева своим учителем и именно сквозь призму его поэзии и личности восприняли его мистическое почитание «вечной женственности» («Стихи о Прекрасной Даме» Блока), его космическое представление о «мировой душе» (сб. А. Белого «Золото в лазури»), его учение о «теургической» и пророческой миссии художника (Вяч. Иванова) и, наконец, его «порубежные» катастрофические предчувствия.

Соловьеву принадлежат переводы (Платон, «Энеида» и эклоги Вергилия, Петрарка, Гофман), а также юмористические стихи и шуточные пьесы, среди которых «Белая лилия» (1893) выделяется романтической иронией и элементами автопародии, вообще характерными для парадоксального духовного облика Соловьева.

Д. К., И. Р.

Вернуться на главную В.Соловьева

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС