Мамфорд Льюис

1895-1990

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Льюис Мамфорд

Мамфорд Льюис (1895-1990) — американский философ, социолог, представитель «негативного» технологического детерминизма. Мамфорд ставил задачу «внетехнического» обоснования привязанности общества к машине и преодоления фетишистского отношения к технике, превращающей человека в «пассивное, обслуживающее машину животное». Основные работы: «История утопий», «Техника и цивилизация», «Искусство и техника», «Город и история», «Миф машины» и др.

С точки зрения Мамфорда, существующая приверженность к техническому и научному прогрессу «как цели самой по себе» восходит к распространенному взгляду на человека как, по существу, на животное, изготовляющее орудия труда. Историко-культурные экскурсы Мамфорда призваны доказать противоположное. Человек есть животное, «творящее собственный разум и самопрограммирующее себя прежде всего». Техника, производство орудий лишь поддерживают способности человека к самовыражению, дисциплинируют, укрощают его необузданную творческую силу, не позволяя уйти в «магию слов». Человек начинает не с «делания орудий труда, но с переоформления себя, органов собственного тела, которое не создано для какого-либо одного рода деятельности, и — своих внутренних психических ресурсов». В отличие от других антропоидов, человек иррационален. Отсюда его вечная предрасположенность к ошибкам, заблуждениям, «первородному греху». Избавившись от фиксации иррационального на органическом уровне, человек обрел относительное равновесие, но его «сумасбродные отклонения» привели к наиболее ценным открытиям.

Благодаря особенности видеть сны и сновидения человек стал более конструктивно относиться к миру жизни. С другой стороны, он «догадался» о существовании мира, недоступного опыту. «Если бы человек не встречался с драконами и грифонами в своих снах, быть может, он никогда не додумался бы до идеи атома». Еще более важное значение в процессе развития человека и общества Мамфорд придает изобретению лингвистических и других символов, способности к общению, упорядочиванию мира, из которых рождаются ритуалы и мифы. Повторяясь, миф сакрализуется, становится священным. Взывая к священным силам, человек приобретает привычку контролировать свое поведение. Миф, игра, символ, ритуал, песня, танец, как подчеркивает Мамфорд, изначально занимали в жизни сообществ более важное место, нежели утилитарный труд или производство орудий.

Именно в точке пересечения и взаимодополнения этих «символических» искусств «Человек Познающий и Постигающий предстает в той роли, которая характерна для всей его позднейшей истории: он теперь не просто уныло борется за существование, хватая и собирая, изготовляя орудия и охотясь, но уже отчасти отстраняется от этих животных потребностей — танцует, играет, рисует, лепит, жестикулирует, гримасничает, подражает, разговаривает... и возможно, впервые смеется. Именно смеху, а не орудиям предстоит отличать человека и утверждать его господство».

Окультуривание человеком себя, природы и животного мира «вызвало пробуждение жизненных сил, сопровождавшееся чувством благополучия и безопасности», что нашло выражение в образе жизни человека неолита. Неолитический способ существования (кроме использования каменных орудий) напоминает проживание в деревне до наступления периода современной урбанизации. Прочное, устойчивое общение, по- лововозрастное разделение труда, коллективность производства, «отсутствие любознательности, эксперимента, гармония внутренней («принцип удовольствия») и внешней («принцип реальности») жизни — таковы «реальные успехи неолитической сельской общины». Дальнейшее развитие общества требовало иного устройства. К третьему тысячелетию до н.э. складывается авторитарный социальный организм с централизованной властью. Новое общество образует своеобразную пирамиду социальной иерархии. В центре находится институт царской власти. Идея царя связывается с идеей управления и ограничения человеческого своеволия. Абсолютная власть нуждается в отлаженном механизме послушания.

Так появляется, по Мамфорду, «миф машины» как «тотального механизма», унифицирующего всех людей, превращающего их в «вещи», которые можно использовать для выполнения заданий и поручений как «покорное стадо». Все становятся винтиками «мегамашины». Мегамаши- на — это «архетипическая форма», которая получает у Мамфорда различные названия в зависимости от условий ее функционирования. Одновременно в этих различных наименованиях выявляется сущность этого сложного понятия. Если речь идет о взаимодействии социального целого независимо от возможностей непосредственных физических контактов, Мамфорд называет ее «незримой машиной»; если речь идет о коллективной организации труда — «рабочей машиной». Если же речь идет о механизмах принуждения и уничтожения, то мегамашина именуется «военной машиной». Мамфорд считает эту мегамашину самой ранней моделью из всех позднейших машин, хотя постепенно акцент смещался с «человеческих рабочих звеньев на более надежные механические элементы».

В основе этой коллективной машины лежали богословско-магические представления. Посредством мегамашины царская власть стремилась сделать «силу и славу Небес достоянием человека». Мегамашина навязывала людям способы принуждения, наказания и награждения, заставляя человека выполнять одно-единственное задание в течение всей жизни; она расчленяла человека, стандартизовала все сферы жизни. Мегамашина как осуществление стремления к невозможному призвана была создать картину «вечной жизни». Для нее невозможного не было (об этом свидетельствуют грандиозные сооружения древних египтян, вавилонян, народов Индии, Греции, Рима). Благодаря участию в «машине» человек ощутил свои возможности. Именно это, по мнению Мамфорда, явилось важной составляющей так называемой «городской революции».

Главное достоинство мегамашины — принудительная коллективная форма порядка — в итоге привела к патологии власти. Как альтернатива и соперник мегамашине появляются города. В отличие от мегамашины, мощь города заключается не в механизации производства, а в осмысленном накоплении навыков, возможностей, интересов. Город не «выравнивает человеческие различия, а их подчеркивает». Город — это диалог цитадели (зримого воплощения власти мегамашины) и качества жизни, не входящего в изначальный замысел власти. Протест против мегамашины ярче всего был выражен, по мнению Мамфорда, в трех религиях — иудаизме, христианстве и исламе. Но этот протест имел узкое значение временного освобождения от бремени принуждения (суббота — день отдыха и свободы). В целом же устройство мегамашины не подверглось радикальной модернизации, она лишь «довела» себя до более высоких степеней автоматизации. Проклятие труда рождает в качестве компенсации мечту о «золотом веке» беззаботной жизни и идею механического автомата, который будет делать работу за человека.

Первая серьезная попытка уделить внимание «подражающим человеку механизмам, а не машинной перемолке человеческих частей» произошла в христианской церкви». Мамфорд считает, что именно христианство привнесло в мегамашину «преданность нравственным ценностям и целям, выходившим за рамки установленных норм цивилизации». Не принуждение людей, но действенное управление машинами — главное достижение бенедиктинских монастырей. Труд в течение пяти часов, эстетика труда (просторные помещения, ухоженные сады, организация производства, перемена труда), интеллектуальные занятия сделали монастырь первой моделью «государства всеобщего благосостояния». Здесь же, по мнению Мамфорда, были заложены основания и для капиталистического устройства, и для дальнейшей механизации, и для нравственного возвышения трудового процесса. «Трудиться — значит молиться». То есть труд и ритуал взаимозаменимы, и вместе с тем каждый из них направлен к некоему возвышенному предназначению. Гармония труда, самосовершенствования и отдыха с неизбежностью должны были привести к успеху.

Но христианская церковь «в критический момент XIV века обратила всё свое могущество на поддержание сил, специализировавшихся на власти, — абсолютизма, милитаризма и капитализма — оторванных от общественных интересов монастырей, гильдии и свободного города». То, что произошло, пишет Мамфорд, не удивило бы Маркса, «однако это остается одним из наиболее противоречивых поворотных моментов истории». Франциск Ассизский, пытаясь возродить ранние идеи христианства, оказался раздавленным капиталистической машиной и был обречен на неудачливость бедняка. Фоме Аквинскому оставалось лишь констатировать, что страсть к деньгам не знает ныне границ. По Мамфорду, в условиях капитализма была даже искажена первоначальная «теория накопления капитала, сформулированная в Средние века: накапливая земные заслуги путем воздержания и самопожертвования, мы тем самым приуготовляем себе награду на Небесах». Уже в XIII веке богословы убеждают трудиться ради накопления, которое приведет к возрастанию богатства. Капитализм, удовлетворяя страсть к материальному богатству, способствует техническим новшествам, но теперь инициатива переходит к машине. Мегамашина, которая была изначально делом и приметой «божественной царской власти», становится окончательно бездушней и безликой. Ее высшие ценности — «Власть, Прибыль, Престиж... все они, практически не меняя личин, явились из эпохи пирамид», то есть из третьего тысячелетия до н.э.

Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Краткий философский словарь. М. 2010, с. 208-211.

Далее читайте:

Философы, любители мудрости (биографический указатель).

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС