КАРАМЗИН Николай Михайлович

1766-1826

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Николай Михайлович Карамзин

И все-таки историк

Карамзин Николай Михайлович (1.12.1766—22.5.1826), историк, мыслитель, писатель, журналист, поэт, один из идеологов русского патриотизма.

Происходил из крымско-татарского рода Кара-Мурзы (известного с XVI в.). Родился в с. Михайловка Бузулукского у. Симбирской губ., детство провел в имении отца — Михаила Егоровича, помещика средней руки в с. Знаменское, затем воспитывался в частном пансионе Фовеля в Симбирске, где он учился по-французски, потом в московском пансионе проф. И. М. Шадена. Шаден являлся апологетом семьи, видел в ней хранительницу нравственности и источник образования, в котором религия, начало мудрости, должна была занимать ведущее место. Наилучшей формой государственного устройства Шаден считал монархию, с сильным дворянством, добродетельным, жертвенным, образованным, ставящим во главу угла общественную пользу. Влияние подобных взглядов на Карамзина неоспоримо. В пансионе Карамзин выучил французский и немецкий языки, учил английский, латынь и греческий. Кроме того, Карамзин посещал лекции в Московском университете. Карамзин служил в Преображенском полку с 1782. Первое печатное произведение — перевод с немецкого С. Гесснера «Деревянная нога». По смерти отца Карамзин в 1784 вышел в отставку и уехал в Симбирск, где вступил в масонскую ложу «Золотого венца». Спустя год Карамзин переехал в Москву, где сблизился с московскими масонами из окружения Н. И. Новикова, под влиянием которых формируются его взгляды и литературные вкусы, в частности, интерес к литературе французского Просвещения, «энциклопедистам», Монтескье, Вольтеру и пр. Масонство привлекло Карамзина своей просветительской и благотворительной деятельностью, но отталкивало своей мистической стороной и обрядами. В к. 1780-х Карамзин участвует в различных периодических изданиях: «Размышления о делах Божиих…», «Детское чтение для сердца и разума», в которых публикует собственные сочинения и переводы. К 1788 Карамзин охладевает к масонству. В 1789—90 совершает 18-месячное заграничное путешествие, одним из побудительных мотивов которого был разрыв Карамзина с масонами. Карамзин побывал в Германии, Швейцарии, охваченной революцией Франции и Англии. Будучи свидетелем событий во Франции, неоднократно посещал Национальное собрание, слушал речи Робеспьера, завел знакомства с многими политическими знаменитостями. Этот опыт оказал на дальнейшую эволюцию Карамзина огромное воздействие, положив начало критическому отношению к «передовым» идеям. Так, в «Мелодоре и Филалете» (1795) Карамзин ярко выразил неприятие и шок, вызванный реализацией идей «Просвещения» на практике, в ходе т. н. «Великой Французской революции»: «Век просвещения! Я не узнаю тебя — в крови и пламени не узнаю тебя — среди убийств и разрушения не узнаю тебя!».

По возвращении из-за границы издает «Московский журнал» (1791—92), альбом «Аглая» (1794—95), альманах «Аониды» (1796—99), «Пантеон иностранной словесности» (1798), журнал «Детское чтение для сердца и разума» (1799), публикует «Письма русского путешественника» (1791—92), принесшие ему всероссийскую известность, сближается с консервативно настроенным Г. Р. Державиным и окончательно порывает с масонством. В этот период Карамзин испытывает все нарастающий скепсис по отношению к идеалам «Просвещения», однако в целом остается на западнических, космополитических позициях, будучи уверенным в том, что путь цивилизации един для всего человечества и что России должна идти по этому пути: «все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами». Как литератор, он создает новое направление, т. н. сентиментализм, осуществляет масштабную реформу русского языка, с одной стороны, ориентируя его на французские литературные модели, с другой, приближая его к разговорному, полагая при этом, что русский бытовой язык еще предстоит создать. Это нашло отражение в таком произведении как «Бедная Лиза» (1792). Впрочем, стремление Карамзина «офранцузить» русский язык не следует преувеличивать. Еще в 1791 он утверждал: «в нашем так называемом хорошем обществе без французского языка будешь глух и нем. Не стыдно ли? Как не иметь народного самолюбия? Зачем быть попугаями и обезьянами вместе?». Кроме того, тогдашний космополитизм Карамзина сочетался с своеобразной литературной борьбой за возвращение к русским истокам. К примеру, его повесть «Наталья, боярская дочь» (1792) начиналась словами: «Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и по своему сердцу..? В апр. 1801 Карамзин женился на Е. И. Протасовой, которая через год скончалась, оставив дочь Софью.

Восшествие на престол Александра I положило начало новому периоду в идейной эволюции Карамзина. В 1802 он выпустил в свет написанное в 1801 «Историческое похвальное слово Екатерине Второй», представлявшее собой наказ новому царю, где он формулирует монархическую программу и ясно высказывается в пользу самодержавия. Карамзин развернул активную издательскую деятельность: переиздал «Московский журнал», предпринял издание «Пантеона российских авторов, или собрание их портретов с замечаниями», выпустил первое свое собрание сочинений в 8 т. Главным событием первых лет XIX в. стало издание «толстого» журнала «Вестник Европы» (1802—03), выходившего 2 раза в месяц, где Карамзин выступил в роли политического писателя, публициста, комментатора и международного обозревателя. В нем он четко формулирует свою государственническую позицию (ранее для него государство было «чудовищем»). Примечательно также, что в своих статьях Карамзин довольно резко выступает против подражательства всему иностранному, против воспитания русских детей за границей и т. д. Свою позицию Карамзин недвусмысленно выражает формулой: «Народ унижается, когда для воспитания имеет нужду в чужом разуме». Более того, Карамзин призывает прекратить безоглядное заимствование опыта Запада: «Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках… Хорошо и должно учиться: но горе … народу, который будет всегдашним учеником». Карамзин критически относится к либеральным начинаниям Александра I, формируя позицию, которую можно обозначить как прото-консервативную, поскольку сам Карамзин еще остается «республиканцем в душе». Не оставляет Карамзин и литературу — в 1803 он публикует «Марфу Посадницу» и ряд других произведений. Особенно стоит выделить «Мою исповедь» (1802), где он резко полемизирует со всей просветительской традицией — от «энциклопедистов» до Ж.-Ж. Руссо. Его консервативно-монархические взгляды становятся всё более чёткими.

Еще в к. 90-х XVIII в. обозначился интерес Карамзина к русской истории. Он создает несколько небольших исторических работ. 28 сент. 1803 Карамзин обращается в Министерство народного просвещения к попечителю Московского учебного округа М. Н. Муравьеву с просьбой об официальном назначении его историографом, которая вскоре была удовлетворена особым указом от 31 нояб. В этом же году вышла книга А. С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», в которой видный русский консерватор обвинил Карамзина и его последователей в распространении галломании. Однако сам Карамзин никакого участия в литературной полемике не принимал. Объяснить это можно не только тем, что Карамзин был занят историографическими разработками, «постригся в историки» (П. А. Вяземский), а тем, что его позиция, в т. ч. и лингвистическая, под влиянием занятий русской историей, стала сближаться с позицией Шишкова. В 1804 Карамзин женился во второй раз — на Е. А. Колывановой. Его жизнь была наполнена напряженным трудом, зимой он проживал в Москве, летом — в Остафьево. С 1803 по 1811 Карамзин создает 5 томов «Истории государства российского», попутно открыв и впервые использовав ценнейшие исторические источники.

В к. 1809 он впервые был представлен Александру I. К 1810 Карамзин под влиянием занятий русской историей становится последовательным консерватором-патриотом. В н. этого года он через своего родственника Ф. В. Ростопчина знакомится в Москве с лидером тогдашней «консервативной партии» при дворе — вел. кн. Екатериной Павловной и начинает постоянно посещать ее резиденцию в Твери, где ее супруг, принц Ольденбургский, был генерал-губернатором. Салон вел. княгини представлял тогда центр консервативной оппозиции либерально-западническому курсу, олицетворяемому фигурой М. М. Сперанского. В этом салоне Карамзин читал отрывки из «Истории» в присутствии вел. кн. Константина Павловича, тогда же происходит его знакомство с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, которая с тех пор становится одной из его покровительниц. В 1810 Александр I наградил Карамзина орденом св. Владимира III степени. По инициативе Екатерины Павловны Карамзин написал и подал в марте 1811 Александру I, во время чтений в Твери очередного фрагмента из своей «Истории», трактат «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» — наиболее глубокий и содержательный документ зародившейся русской консервативной мысли. Наряду с обзором русской истории и критикой государственной политики Александра I в «Записке» содержалась цельная, оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому содержанию концепция Самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанного с Православием и Православной церковью.

С точки зрения Карамзина, Самодержавие представляет собой «умную политическую систему», прошедшую длительную эволюцию и сыгравшую уникальную роль в истории России. Эта система была «великим творением князей московских», начиная с Ивана Калиты, причем, в основных своих элементах она обладала качеством объективности, т. е. слабо зависела от личных свойств, ума и воли отдельных правителей, поскольку не была продуктом личной власти, а довольно сложной конструкцией, опирающейся на определенные традиции и государственные и общественные институты. Система эта возникла в результате синтеза автохтонной политической традиции «единовластия», восходящей к Киевской Руси, и некоторых традиций татаро-монгольской ханской власти. Большую роль также сыграло сознательное подражание политическим идеалам Византийской империи. Возникшее в условиях тяжелейшей борьбы с татаро-монгольским игом, Самодержавие было безоговорочно принято русским народом, поскольку не только ликвидировало иноземную власть, но и внутренние междоусобицы. «Рабство политическое» не казалось в этих условиях чрезмерной платой за национальную безопасность и единство. Вся система государственных и общественных институтов была, по Карамзину, «излиянием монаршей власти», монархический стержень пронизывал всю политическую систему сверху донизу. При этом самодержавная власть была предпочтительнее власти аристократии. Аристократия, приобретающая самодовлеющее значение, могла стать опасной для государственности, например, в удельный период или в период смуты XVII в. Самодержавие «встраивало» аристократию в систему государственной иерархии, жестко подчиняло ее интересам монархической государственности.

Исключительную роль в данной системе, по Карамзину, играла Православная церковь. Она являлась «совестью» самодержавной системы, задающей нравственные координаты для монарха и народа в стабильные времена, и, в особенности, когда происходили их «случайные уклонения от добродетели». Карамзин подчеркивал, что власть духовная действовала в тесном союзе с властью гражданской и давала ей религиозное оправдание. В своей «Истории» Карамзин подчеркивал: «История подтверждает истину, …что вера есть особенная сила государственная». Самодержавная система политической власти, по Карамзину, зиждилась также на общепризнанных народом традициях, обычаях и привычках, того, что он обозначал как «древние навыки» и, шире, «дух народный», «привязанность к нашему особенному». Карамзин категорически отказывался отождествлять «истинное самодержавие» с деспотизмом, тиранией и произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм самодержавия были обусловлены делом случая и быстро ликвидировалось инерцией традиции «мудрого» и «добродетельного» монархического правления. Эта традиция была столь мощной и эффективной, что даже в случаях резкого ослабления или даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти (например, во время смуты), приводила в течение короткого исторического срока к восстановлению самодержавия. В силу всего вышеперечисленного, самодержавие явилось «палладиумом России», главной причиной ее могущества и процветания. С точки зрения Карамзина, основные принципы монархического правления должны были сохраняться и впредь, лишь дополняясь должной политикой в области просвещения и законодательства, которые вели бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы преступлением перед русской историей и русским народом.

Карамзин одним из первых в русской мысли поставил вопрос о негативных последствиях правления Петра I, поскольку стремление Императора преобразовать Россию в подобие Европы подрывало «дух народный», т. е. самые основы самодержавия, «нравственное могущество государства». Стремление Петра I «к новым для нас обычаям переступило в нем границы благоразумия». Карамзин фактически обвинил Петра I в насильственном искоренении древних обычаев; роковом социокультурном расколе народа на высший, «онемеченный» слой и низший, «простонародье»; уничтожении Патриаршества, что привело к ослаблению веры; переносе столицы на окраину государства, ценой огромных усилий и жертв. В итоге, утверждал Карамзин, русские «стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России». Основные элементы концепции самодержавия Карамзин в той или иной форме были разработаны последующими поколениями русских консерваторов: С. С. Уваровым, Л. А. Тихомировым, И. А. Ильиным, И. А. Солоневичем и др.

В «Записке» Карамзин сформулировал до сих пор не реализованную на практике идею «русского права»: «законы народа должны быть извлечены из его собственных понятий, нравов, обыкновений, местных обстоятельств». «Русское право также имеет свои начала, как и Римское; определите их — и вы дадите нам систему законов». Как ни парадоксально, в какой-то мере (но далеко не полной) рекомендациями Карамзина воспользовался уже в царствование Николая I его идейный противник М. М. Сперанский в процессе кодификации русского законодательства. Кроме всего прочего, в «Записке» содержались классические принципы русского консерватизма: «требуем более мудрости хранительной, нежели творческой», «всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости», «для твердости бытия государственного безопаснее порабощать людей, нежели дать им не вовремя свободу». «Записка» была холодно воспринята имп. Александром I, однако впоследствии он явно учел ее основные положения. После падения Сперанского кандидатура Карамзина на пост статс-секретаря Государственного совета рассматривалась наряду с А. С. Шишковым. Предпочтение было отдано последнему, как человеку военному, что было немаловажно в условиях надвигавшейся войны с Наполеоном.

Работа Карамзина над «Историей государства Российского» была временно прервана Отечественной войной 1812. Сам Карамзин готов был сражаться в московском ополчении и в последние мгновения перед вхождением Наполеона в столицу покинул город. 1813 Карамзин провел в эвакуации вначале в Ярославле, а затем в Н. Новгороде. В Москву возвратился в июне 1813 и продолжил работу над «Историей», невзирая на то, что в московском пожаре 1812 сгорела его библиотека. В н. 1816 Карамзин приехал в Петербург просить средств на издание первых 8 томов. При поддержке императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Федоровны, после приема у А. А. Аракчеева, Александр I удостоил Карамзина высочайшей аудиенции, в результате которой были выделены необходимые средства и написанные тома «Истории» без цензуры вышли в 1818 (9-й т. вышел в 1821, в 1824 — 10-й и 11-й; последний, 12-й том, вышел посмертно). «История государства Российского» пользовалась огромным успехом. С 1816 и до момента своей смерти Карамзин жил в Петербурге, общаясь с В. А. Жуковским, С. С. Уваровым, А. С. Пушкиным, Д. Н. Блудовым, П. А. Вяземским и др. По предложению Александра I Карамзин стал проводить каждое лето в Царском Селе, что всё более и более усиливало его близость к царской семье. Государь неоднократно беседовал с Карамзиным во время прогулок по царскосельскому парку, постоянно читал в рукописи «Историю», выслушивал мнения Карамзина о текущих политических событиях. В 1818 был принят в члены Российской Императорской академии. В 1818 вышли 8 томов «Истории» тиражом в 3 тыс. экз., которые стремительно разошлись в 25 дней. Значение этого грандиозного труда точно выразил П. А. Вяземский: «Творение Карамзина есть единственная у нас книга, истинно государственная, народная и монархическая».

Смерть Александра I потрясла Карамзина, а мятеж 14 дек. окончательно надломил его физические силы (в этот день он простудился на Сенатской площади, простуда перешла в чахотку и смерть). Роль Карамзина как деятеля культуры и русской историографии в целом осознана в русской мысли. Однако значение Карамзина как консервативного мыслителя, оказавшего определяющее влияние на русскую патриотическую мысль, историкам и философам еще предстоит раскрыть.

Вернуться к главной странице о Н.М. Карамзине

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС